- Ой, только вот этого дерьма мне не надо. Теперь он мне никто, ясно? Достал вконец, мудак. - Николя швырнула расческу через комнату. Анжела отшатнулась при виде ярости, брызжущей из зеленых глаз. - Житья от него ни хрена нет. В какой угол ни заползу - он тут как тут, лупит по своей гребаной башке. - Она очень убедительно изобразила отчаянный жест Стива, присовокупив бессмысленно открытый рот и безжизненно пустой взгляд. У Анжелы комок встал в горле - до того сейчас Николя была похожа на брата, высматривающего ее у дверей женского приюта.
- А еще хоть кто-нибудь у него есть?
Попытка Анжелы ослабить напряжение не удалась. Николя решила взвинтить себя до истерики. На гримасы разукрашенного узкого личика больно было смотреть.
- Ни хрена! - рявкнула она в ответ. - Двое нас - я и придурок этот. И не дай ему бог прицепиться ко мне с этим. Клянусь, я... - Взяв себя в руки, Николя натянула уже знакомую Анжеле маску ледяного равнодушия.
- Прицепиться с чем? - негромко переспросила Анжела.
- Ни с чем. - Пальцы у Николя дрожали, когда она прикуривала следующую сигарету. Циничная ухмылка искривила яркие губы: - Видела? Во до чего довел. Кишки выворачивает. Так и я, чего доброго, монашкой долбаной стану - вроде тебя.
- С какой стати?
- Ну... - Еще одна затяжка. - Ты ведь тоже вроде как людям помогаешь. Стив для тебя на дядюшку как-его-там смахивает. Боишься ты, вот что я тебе скажу. Точно?
- Боюсь? - переспросила Анжела.
Стоп. Не она ли здесь сеанс психоанализа проводит? Уже и историю сочинила. Отца никогда не знали, мать бросила в раннем детстве, потом череда детских домов, несколько приемных семей, где над ними издевались... Словом, обычное попурри из самых унылых мелодий. Без сексуальных извращений, разумеется, тоже не обошлось. И вот теперь брат изо всех сил цепляется за единственную свою ценность в жизни - сестру.
Анжела поднялась.
- Извини, что побеспокоила, Николя. Больше не повторится. Честно говоря, я очень волновалась, что мать-настоятельница заметит Стива у вашей двери и выставит из приюта. Что ж. Если это случится, я ничем не смогу помочь. - Расстроенная и почему-то совершенно обессиленная, она взялась за ручку двери.
- Его хотят выставить? Эй-эй, погоди! Да он тут же сюда припрется. Черта с два я от него отделаюсь, и мне тогда хана!
- В каком смысле? - Анжела мысленно была уже далеко, но глаза Николя умоляли.
- Сядь, а? - Девушка явно была на грани паники.
Анжела послушно села, стиснула колени, пристроила на них сцепленные руки.
- Ну, Николя?
Та сделала несколько быстрых вдохов-выдохов, прижала ладонь к ямочке на шее и заговорила.
Час спустя Анжела осмелилась пошевелиться на стуле. В глазах стояли слезы, тело ныло от неудобной позы. Пока длился рассказ Николя, она боялась даже вздохнуть. История, и впрямь тривиальная, являла собой знакомую палитру человеческой низости и деградации, но повествовательный дар помог Николя нарисовать поразительно живой портрет сирот, цеплявшихся за жизнь в трясине детства. Отголоски утрат звенели в каждом слове. Потеря родителей и дома, жизненного старта и жизненных целей. Стив очень рано начал чудить, и с тех пор их уделом стала бесконечная цепь детских домов. Николя единственная кое-как справлялась с братом, в десять лет она, по сути, была ему матерью. Держать в узде Стива стало ее главной обязанностью, не оставлявшей ни сил, ни времени ни на что другое. Выйти куда-нибудь без него? И речи быть не может. Вскоре ее тяготило уже само присутствие Стива в комнате. Груз ответственности был чересчур велик для слабых полудетских плеч. Анжела сразу подумала о Майки и поняла, чем парень напомнил ей дядюшку. Груз ответственности за Майки точно так же давил на ее плечи. Даже издалека. Дядюшка всегда был с ней, как и неумолчный хор теток.
Голос Николя звучал монотонно, почти скучно, в нем не было и намека на жалость к себе. Девушка не отрывала глаз от батареи косметики, время от времени резким выдохом вздымая разноцветные язычки этикеток, как знамена своего "я". Возможно, думала Анжела, эти пузырьки и тюбики заменили ей все, чем обделила жизнь. Возможно, для Николя они - надежная маска, за которой можно спрятаться, когда окружающий мир пугает зыбкой неопределенностью.
Николя все говорила, говорила; и Анжела все больше проникалась сочувствием к ней. Где справедливость? Дети не должны так страдать. Господь не создал их для подобных лишений.
Тяжелее всего приходилось на Рождество, когда они сравнивали судьбу других детей со жребием, выпавшим на их долю. Когда волей-неволей понимали, что никуда им не деться от безжалостной правды: они люди третьего сорта. Ошметки. Отстой. Шлаковая порода.