Ангел в петле

Савинов сделал заказ, прибавил к выбранному фрукты, коньяк для себя, шоколад, пирожные. Когда барменша отошла, девушка улыбнулась ему:

— Я оценила ваше чувство юмора. С долей здорового цинизма. Надеюсь, вы не сноб?

— Что вы, — нахмурился Савинов, — могу запросто выпить с бомжами на троих в первой подворотне.

— Понятно, — кивнула она, — вы — демократ.

Савинов рассмеялся.

— И еще транжир, — когда заказ был доставлен, разглядывая стол, проговорила девушка и взяла яблоко. — Но мне это нравится. Забота всегда приятна… Кстати, мы так с вами и не познакомились. Меня зовут Рита.

Он едва было не сказал: «Знаю». Да что там, за время этого короткого диалога он уже сто раз хотел назвать ее по имени. Еще он хотел назвать ее «любимой», как часто называл раньше, и едва сдержался, чтобы не проговориться. Не выдать себя. Пусть даже взглядом… Представляться собственной жене?

— Дима, — проговорил он.

Получилось.

— Дима… — задумчиво, с расстановкой, повторила она. — Я знаю, кого вы мне напоминаете, Дима.

— Кого же?

— Монте-Кристо.

— Почему?

— У вас именно такое выражение лица, как у Монте-Кристо. Как бы вы это не скрывали. Только вот почему я — Мерседес, это мне пока еще непонятно.

Значит, взгляд все-таки его выдал…

— Вы очень красивы, Рита, может быть, поэтому?

Откусив яблоко, она пожала плечами:

— Может быть… А я вправду так красива?

Он деловито кивнул:

— Честное слово.

Девушка вздохнула:

— Фруктами угощаете, шампанским поите. Приятные вещи говорите. Какое хорошее начало… — Она улыбнулась собственной выдумке: — Может быть, вы об этом знаете, Дима: в средневековой литературе было такое правило: в комедии все начиналось плохо, а заканчивалось хорошо, а вот в трагедии наоборот: начиналось все хорошо, а заканчивалось… сами понимаете: трагично. Простите, по-моему, я глупость сказала… Мы ж не в Средневековье, правда? И тем более, не персонажи пьесы…

— И слава Богу, — вздохнул ее собеседник.

В последнем он как раз уверен и не был!.. Савинов смотрел на ее загорелые плечи, на шею с тонкой золотой цепочкой, изящной волной перетекавшей по ключицам; на пальцы и ярко-красный маникюр (под губы), так шедший ко всему ее облику — яркому, насыщенному; на эти вьющиеся темные волосы, настоящую гриву, на колечки-локоны у висков и две рубиновые капли в мочках ушей; на одну из бретелек, сейчас чуть соскользнувшую с плеча… Господи, он знал ее — знал необыкновенно хорошо! Всю. До последней родинки. Он бы смог перечислить их все. Наизусть. На груди и на животе, в каждом, самом потаенном уголке ее тела. Потому что он любил каждую из них. Боготворил. Он знал, как она пахнет, все ее ароматы — в постели, в ванной, или когда она касалась его плеча где-нибудь в такси.

В ее глазах — карих, немного насмешливых, он прочитал вопрос.

— Вы так странно смотрите на меня, — проговорила девушка. — Мне даже страшно. Правда-правда. Мурашки по коже…

— Я же сказал: вы очень красивы.

— Не до такой же степени?

— До такой.

Они допили свои напитки, съели фрукты, шоколад и мороженое. Коньяк приятно согрел его, что до собеседницы — шампанское сделало свое дело. Она раскраснелась, много смеялась и, как ему показалось, была счастлива.

Потом он расплатился, взял ее под руку, и они вышли на улицу.

— Так это ваша машина? — спросила она, когда он подводил ее к «мерседесу». — Вот это да… Вы, наверное, богач?

— У меня скучная работа: я — банкир.

Рита улыбнулась:

— И, правда, скучная. — Она провела рукой по капоту, стала заметно прохладнее. — Хотите развлечься? А дома, наверное, жена и дети? Или супруга где-нибудь на островах, с детьми? А вы — тут.

— Я холостяк, Рита.

— Такой интересный мужчина, при деньгах, и вдруг холостяк?

— Представьте себе… Послушайте, Рита…

— Да?

Девушка становилась все отстраненнее, дальше, и он чувствовал это. Нужно было срочно выручать их обоих. Спасать.

— У меня есть к вам предложение… Вы верите в любовь с первого взгляда?

Девушка пожала плечами:

— Возможно.

— А в союз, предначертанный свыше?

— Конечно.

— Тогда я вам предлагаю руку и сердце. Едемте в загс? Немедленно? У вас паспорт с собой?

— Эка вас, Дима, со ста граммов коньяка повело, — покачала она головой. — Отвезите меня лучше домой. Или нет — на Волгу: хочу искупаться. Не знаю, как вы, но мне шампанское, как говорится, ударило прямо в голову. Или по голове. Не промахнулось.

— На Волгу — так на Волгу, — отозвался он.

Весь день они купались, загорали, опять купались, пили минералку, колу, ели мороженое. Потом, уже к вечеру, шашлыки. И вновь сошли до коньяка и шампанского.

Потом он отвез ее домой.

— Я чего-то не понимаю, — смущенно пробормотала она, когда он остановился у ее подъезда, — кажется, я тебе не говорила, где живу…

— Ты просто забыла, — сказал он. — Пушкинская, сто десять, второй подъезд, третий этаж, квартира восемь.

— С ума сойти, ну я и пьяница.

Он обнял ее, поцеловал в губы.

— На солнце перегрелась. Спокойной ночи и до завтра.

— У тебя точно все где-нибудь на Кипре, — вздохнула она. — Но мне уже все равно.

— Я встречу тебя сразу после экзаменов, часа в три. Идет?

Она кивнула.

— Хочешь сказать, что ты — мой принц?

— А почему бы и нет?