Ангел Варенька

Володя Демьянов глубоко страдал из-за того, что жена не поддерживает его духовных исканий. Он привык видеть эту поддержку в матери, которая разделяла его интересы и устремлялась за ним всюду с такой готовностью, словно они были сверстниками и друзьями. Поэтому Володе казалось, что и с женой будет так же, ведь Нина его любила и эта любовь как бы объединяла ее с теми, кто делил с ним все радости и огорчения. Но, к его удивлению, Нина вовсе не собиралась никуда за ним устремляться: у нее существовали свои представления о семейных обязанностях, она бегала в магазин, стояла у плиты и при этом старалась оставаться для него такой же красивой, как в первый день знакомства. Все сравнивали ее, Нину Джакобия, с грузинской царевной, восхищались ровным овалом лица, высокой грудью, линией длинных и гибких рук, и она умела поддерживать это восхищение не только в других людях, но и в собственном муже. Нина надевала для него лучшие платья, успевала после работы в парикмахерскую, по утрам занималась с обручем и скакалкой, но стоило Володе заговорить о своих исканиях, и она сразу же становилась нетерпимой, чужой и насмешливой.

Поведение жены озадачивало Володю, и, пытаясь найти ему объяснение, он говорил себе, что все это слишком сложно для нее, что она была иначе воспитана, что с раннего детства ее окружала резная старинная мебель многокомнатной патриархальной квартиры, хлопотливые бабушки шили ей платья с оборками, выводили гулять в заросший виноградом дворик и белой панамой отгоняли от нее ос. Поэтому ей трудно перестроиться и понять в нем то, к чему он пришел не сразу, через множество сомнений и колебаний. Свои искания Володя с гордостью считал проявлением силы и даже превосходства над теми, кто был лишен стремления к духовности. Оно, это стремление, как бы возносило его над людьми, погрязшими в мелких будничных заботах, и он настойчиво гнал от себя подозрение, что для Нины его искания были проявлением самой обычной слабости. Она не хотела замечать в нем эту слабость и поэтому была с ним насмешливой и колкой там, где другие были бы полны сочувствия и жалости.

«Хорошо, ты стремишься к духовности, но почему ты отвергаешь все самое прекрасное в жизни?! Неужели духовность может быть только вне жизни?! По-моему, наоборот, она должна пронизывать своим светом все, чем мы живем. Я не верю, что аскеза, самобичевание, умерщвление плоти духовны, а наслаждение музыкой, стихами великих поэтов — недуховно! «Нет лучшего способа приблизиться к Господу, нежели создать совершенное творение, ибо Господь и есть Совершенство». В этих словах Микеланджело гораздо больше правды, чем во всех твоих проповедях!» — говорила она, и Володя чувствовал, что переубедить ее невозможно. Поэтому он все больше утверждался во мнении, что его жена красива, умна, самоотверженна и он ее, конечно, искренне любит, но при этом она не может стать ему опорой в его исканиях. Вся беда в том, что Нина не понимает его в самом главном, поэтому Володя стал искать понимания в других людях.

Когда он познакомился с Варенькой, она показалась ему полной противоположностью жены: Варенька была не слишком красива, с обыкновенным лицом, гладкими волосами, заколотыми простым гребнем, стеклянными сережками в ушах, какие обычно из баловства надевают дети, и тихим бесцветным голосом. Поговорив с ней несколько минут, Володя обнаружил, что она к тому же и не слишком умна: Варенька не к месту смеялась, невпопад отвечала и, если он настойчиво о чем-то спрашивал, робко сдвигалась на самый край стула, словно ехала в тесном загородном автобусе (она действительно жила в подмосковном поселочке) и на нее наседала толпа. Ее робость и смущение вызывались тем, что у Вареньки не было собственного мнения о вещах, интересных для Володи, но зато она с готовностью устремлялась за ним. Стоило перестать ее спрашивать и заговорить самому, и Варенька преображалась. В ней все теперь было к месту: улыбки, смех, возгласы одобрения, и казалось, что понять она способна гораздо больше, чем высказать.

Она понимала его во всем, даже в самом главном. Володя с трепетом убеждался, насколько близки ей его мысли, насколько глубоко в ней заложено то же стремление к духовности. Вскоре она, как и он, стала рассуждать на библейские темы и с благоговением произносить имена Аввакума и Нила Сорского. Ради стремления к духовности она могла бы пожертвовать всем — ничего не читать и ничего не слушать, сидеть на хлебе и воде. Это сквозило во всем ее облике — смиренном, тихом и преданном, и Володя испытывал нечто вроде сожаления о том, что жена его лишена такой жертвенности. Какое счастье было бы объединить их вместе, и как он любил бы Нину, если бы она позаимствовала немного от Вареньки! Так говорил он себе, не допуская мысли о каком-либо предпочтении, отдаваемом Вареньке: Нина по-прежнему оставалась для него самым близким человеком, но Варенька как бы издалека восполняла то, чего не было в близости Нины.