Ангел Варенька

Проводив старый год, Стасик стал потихоньку выбираться из-за своей баррикады, ужинать вместе со всеми и даже делиться, то есть рассказывать вечером о том, что случилось днем. Галину Ричардовну обрадовала эта перемена, которую она сравнила с первой ласточкой, и суеверно добавила: «Только бы не сглазить». Ее вновь охватили мечты о женитьбе сына, и она в душе пожелала, чтобы Стасик все-таки встретил хорошую женщину — пусть не красивую, но любящую, заботливую, с добрым сердцем. Не получилось в первый раз — даст бог, получится во второй! Если не сидеть бирюком и не страдать понапрасну. Как говорится, под лежачий камень… Угадывая мечты и надежды матери и тщетно пытаясь обуздать их разумными доводами. Стасик волей-неволей стремился заручиться поддержкой Нэды, которая должна была внушить ей, что с женитьбой спешить не стоит, но Нэда не слишком охотно поддерживала брата, тем самым напоминая ему о выборе, сделанном меж нею и Олегом. «Как ты, так и я», — словно бы говорила она, сохраняя холодный нейтралитет в спорах между матерью и братом. Стасик не обижался, терпеливо дожидаясь возвращения первой ласточки, выпущенной на волю сестрой. Своим терпением ему хотелось уравнять прошлогодние и нынешние отношения с домашними, но Нэда к ним постоянно что-то прибавляла, и поэтому Стасик словно не успевал угнаться за растущей суммой. Он старался уменьшить прибавок, открыто объяснившись с сестрой, и Нэда торжествующе уличала его в тайной враждебности. «Брату, конечно, надо жениться, чтобы не быть таким злюкой, — говорила она, значительно поглядывая на мать и как бы обсуждая вопрос, касающийся их обеих гораздо больше, чем Стасика. — Иначе он меня целиком проглотит, а тобою и Татой закусит. Единственная надежда для нас всех, что какая-нибудь его подберет». — «Стасику нужна не какая-нибудь, а очень порядочная женщина, — возражала Галина Ричардовна, пользуясь случаем лишний раз напомнить о своем мнении в присутствии сына. — Вот если бы ты почаще приглашала в дом подруг…» Выделяя это слово, Галина Ричардовна как бы подчеркивала, что подруги, способные составить счастье Стасика, должны отличаться от тех, которых Нэда обычно приглашала на чай. «Пожалуйста… Весьма охотно», — соглашалась Нэда, по-своему радуясь присутствию брата. «Хватит вам! Надоело!» — не выдерживал Стасик, рассерженный не столько этими выпадами, сколько тем, что его заставили рассердиться.

Выпады Нэды оставляли Стасика равнодушным до тех пор, пока они внезапно не прекратились и не заставили его заподозрить, что сестра нашла иной способ испытать прочность мужского союза. Вместе с выпадами прекратились и визиты подруг, зато сама Нэда все чаще исчезала из дома, как бы отдавая себя на растерзание их ответному гостеприимству, и допоздна задерживалась на работе. Олег принимал это как должное, простодушно сочувствуя жене в том, что ей приходилось надолго отлучаться из дома. Для него такие отлучки были бы наказанием, поэтому подозрения, возникавшие по поводу Нэды, упирались в его собственную непогрешимость, и Олег готов был нести незаслуженное наказание, чтобы лишить ее сомнительной награды. «Хочешь, я тебя встречу после работы? Помогу нести сумки? Ты ведь так устаешь…» Нэда не отвергала его сочувствия, но при этом оставляла за собой преимущество в том, что платила мужу снисходительной благодарностью. «Спасибо, дорогой. Ты у меня очень заботливый…» Часто на глазах у Стасика она заключала Олега в самые нежные объятья и, кротко положив голову ему на плечо, принимала блаженный вид человека, позволившего себе минуту долгожданного отдыха. «Ах!» — вздыхала Нэда, тем самым выражая полнейшую невозможность поведать о том, как устала она и от гостей, и от работы. При этом она украдкой поглядывала на Стасика, как бы предлагая невинное испытание его доверчивости. «Если тебе угодно, ты можешь принимать все это всерьез, — словно бы говорил ее взгляд, — но в таком случае мне тебя искренне жаль». Стасик в ответ улыбался сестре, но при этом смотрел на нее чуть дольше того времени, которым могло удовлетвориться слепое доверие. «Мы друг друга поняли», — как бы говорил он, принимая условие поединка, скрываемого за взаимными улыбками и красноречивыми взглядами.