Ангел во плоти

- Товарищи по оружию! – начал он. Я хотел возразить, что какие это мы товарищи по оружию? Но он не дал никому раскрыть рта, продолжив. – Сейчас, когда на карту поставлена судьба Родины и все ее граждане в едином порыве способствуют закреплению успеха в наведении справедливого порядка в сопредельном государстве, где дружественный нам народ уже полсотни лет находится под тяжким гнетом диктатуры Завера, как никогда нужны все усилия в этом великом деле.

На этом его мажорный пафос иссяк, и вояка, сделав пару шагов туда-сюда, замогильным тоном произнес:

- Однако! На вашу судьбу тяжким пятном легло пленение во вражеском стане. Мы знаем, как агрессор умеет вербовать военнопленных, а так же засылать врагов народа в наши тылы. И только бесконечная доброта нашего руководителя, указывающего истинный путь среди темноты заблуждений, дает вам шанс доказать свою непричастность к шпионским козням противника. Вы в срочном порядке зачисляетесь в атакующий батальон, который… - вояка вытащил из нагрудного кармана большие часы, посмотрел на время и, немыслимым военным усилием сосчитав в уме, выдал результат. – Через час с четвертью вступает в бой, чтобы закрепить успех наступления!

Почему-то бурных оваций не последовало. Выслушав с полминуты гробовую тишину, вояка спросил:

- Возражения есть?

- Значит, штрафбат, - тихо констатировал тот самый дед, которого я расспрашивал о местных порядках.

- Как вы смеете? – взвился офицерик. – Вам оказано великое доверие и возложены все надежды Родины и Отечества.

Офицер явно путался в понятиях родины и отечества. Да и как не путаться – ведь никто тут не рождался и не воспитывался. А без долгого зомбирования в детском возрасте, какое, к черту, чувство патриотизма может быть у граждан?

Дискуссия затянулась бы надолго, если бы офицер не напомнил, как поступают с дезертирами в военное время. Так что мы выдвинулись на передовую. Из часа с четвертью на переход к новой позиции ушел почти час. По прибытии командир штрафбата вручил нам по старенькой винтовке со штыком, саперной лопатке и дал короткую разнарядку:

- Окапывайтесь здесь в цепочку – у вас пятнадцать минут до начала артподготовки. Затем настанет возможность отомстить врагу за все!

Я все никак не мог сообразить, каким образом, этот усталый человек согласился командовать на передовой? Ладно, он, но как все тут слушаются Извера и Завера? С другой стороны, я-то сейчас слушаюсь, а ведь мог бы пойти против и умереть смертью… храбрых? Нет, пожалуй, смертью дезертира, врага народа или грязного шпиона, причем заклейменного позором всех честных тружеников.

Я так и не мог пока найти правильного решения, как мне быть, вяло ковыряя лопаткой дернину. Шерман все же орудовал лопатой быстрее и к началу первых залпов примитивных пушек, уже сделал себе сносное укрытие – благо, почва была песчаной. Надо сказать, что и у меня при страшном грохоте и свисте снарядов, появилось просто животное желание вбуравиться в землю, но я сумел себя сдержать и, подойдя к окопу приятеля, сел на краю ямы.

- Лезь сюда, впритык вместимся, – крикнул Шерман, но я только покачал головой и повторил уже сказанное раньше, перекрикивая первые залпы:

- Тебе нужно постараться остаться в живых и совершить как можно больше добрых дел. И еще: ни в коем случае не убивай людей. Вот чертей – можешь бить сколько угодно, они все равно этого тебе не позволят сделать.

Так мы и сидели, оглохши от канонады: Шерман в окопе, я наверху. Внезапно все стихло, и только звон остался стоять в напрочь испорченных ушах. Я посмотрел вокруг и увидел командира, бегущего вдоль окопов и беззвучно размахивающего руками. Когда он сделал легкий пук из увесистого пистолета в воздух, я понял, что просто не слышу его приказов.

Потихоньку под его энергичными пинками, из окопов стали вылезать наши горемычные и до неузнаваемости грязные однополчане (хотя чего и кого там было узнавать?). Сцена была еще та – я встал только, когда командир направил пистолет мне в лоб. При этом я попытался сохранить хороший тон, улыбнулся и сказал, не слыша своих слов:

- Не надо угрожать освобождением от ваших ужасов, я встану только из солидарности с другом.

Но, кажется, он тоже ничего не услышал, так как, завидев, что мы подчиняемся, побежал дальше. А вот потом произошла неприятность, которая заставила всех двигаться вперед. Один из «добровольцев» кинулся назад с передовой, и это было понятно – нервы даже у меня были на пределе. Но не успел он пробежать и десятка метров, как откуда-то прозвучало несколько далеких пуков, и парень упал, скошенный пулями из второй линии окопов. Больше желающих дезертировать не было. Только Шерман дернулся в сторону упавшего парня, но я удержал его, крикнув ему в самое ухо:

- Еще успеешь!