Ангел войны

      Господне лето! ни шмелев ни шестов
            такую не застали благостынь:
          аресты в мае в райскую теплынь
        в июле в пору дачного блаженства
конвейерный допрос, поток слепящей тьмы!
    здесь папоротник цвел над протоколом
         и торф горел подкожный и такого
           гримасничанья девы-Костромы
         не ведал даже ремизов со сворой
             своей прелестной нечисти…
                               но вот
             переломился август и народ
          на освященье под крыло собора
             антоновские яблоки несет —
           и запредельна виза Прокурора
              поверх постановления ОСО

Пятое марта

          среди вселенского смеха и всяческой гили
         правда лубочна, и даже на пересменке эпох
 той же картинкой любуюсь как мыши кота хоронили
    как щекотали его камышинкой – неужто издох?
         серых теней вереницы, впряженные в сани
         челядь со стен фараоновых тесных гробниц
        вышла на волю – дурными пищит голосами
            переполняя мышиную даль без границ
       мы уже знаем как пахнет загробный морозец
   как серебрятся полозья как сужен кошачий зрачок
по-генеральски, лазоревым ромбом, и ветер матросит
 в шерсти его полосатой – плыви, мол, себе, морячок
       он-то плывет уплывает по мартовском лужам
           и не поймаешь его не возьмешь в оборот
         разве прикинешься будто и вовсе не нужен
                                 место пустое,
                        но центр композиции —
                                         Кот

Похороны

выдь на яузу, глянь – кого
  повезли на Ваганьково!
     благодетеля нашего
     генерала Ненашева
и не спрашивай: кто ж его
    господина хорошего?
проститутки преступники
 собрались и пристукнули
     чтобы Гостелерадио
   било жгло лихорадило

По течению песни

           не увозили в марусях
         катюшами не оглушали
       что же я бедный боюсь их
         девически-слабых имен
         чьи звуковые скорлупы
      флотилии чьих полушарий
         вниз по теченью плывут
   по державинской речке времен
           жаль не устроили их
         не уладили не удержали
         ветер как будто бы стих
  но отпущенный сверху маршрут
        в тесную вылился песню
                от края до края
        площади полной знамен
       я уже слов ее не понимаю
                 или не помню
       одно лишь мычанье немое
   невытравляемый тихий мотив
          молча от моря до моря
      всемирные крылья раскрыв
           хищная птица летела
        а все-то ей не оторваться
от вегетарьянской росистой травы
          не возвратиться домой
       в непривычное новое тело

Мальчики

    времена какие поздние!
     с дикой осенью оружия
   входят новости из Боснии
   ничего кругом не слушая
ни весны им ни жемчужного
  перебора капель сводчатых
    среди света безоружного
в недоразделенных вотчинах
среди света слишком резкого
 сослепу темно – и щурятся
   из трактира Достоевского
      вывалившие на улицу
   недоспорившие мальчики
     обведенные по контуру
линией кровавой начерно —
     и понурые покорные…

Из книги «Купание в Иордане и другие тексты времен чеченской кампании». 1995–1996

Эти