Ангел войны

немногорадостный праздник зато многолюдный
пороха слаще на площади передсалютной
       темный пирог мирового огня
       и александровская четверня

детство мое освещали надзвездные гроздья
зимний дворец озарялся и потусторонняя гостья
         астра или хризантема росла и росла
         гасла – и все выгорало дотла

помню ли я толкотню и во тьме абсолютной
свое возвращение к вечности сиюминутной
пересеченье потоков тоску по минувшему дню
         и александровскую четверню?

помню ли я разбеганье свистящих подростков
         хаос какой-то из шапок обрывков набросков
цепи курсантов морских
         помню ли я? – или полубеспамятный скиф

вместо меня это видел и вместе со мною забыл
         черные руки отняв от чугунных перил?

1981

Из книги «Время женское и время мужское». Сентябрь 1983

Почти героическое вступление

быдлу – бутылка, начальству – охота
мне – вороненый или хромированный стих
из арсенала деяний мужских
каждому выдано что-то

нету героев – но сила не в них
нету врагов – но враждебна погода
хромовый скрип ледяного похода
все еще в лаврах – и не затих

тысячный дробот сарматской лавины —
ты же оглох, пораженный в поддых,
воздух ловя – как беглых ловили
тут не до мужества – дали вздохнуть бы

конные тучи, цветы полевые
вечной войной искаженные судьбы

Когда полугероями

когда полугероями кишела
страны моей таинственная глушь
и колыхался театральный плюш
над лесом юности замшелой

когда слова стояли как мужчины
(охота, битва – прочее ничто)
в накуренных курятниках лито
на состязаниях блошиных

казалось: это мышца боевая
играет пробуя свою
убойную энергию в краю
где все кричит о вечности без края

тогда бы и задуматься представив
какие окороты предстоят
каких типических оград
бетонные опоры вырастают

из почвы пустырей плодоносимой
не мы одни – подумать бы! – растем:
немые дни, они идут на слом
немые годы набирают силы

В тоске по имперскому раю