Келли, в богатых одеяниях, отороченных мехом и сверкающих драгоценностями, горделиво вышагивает в парадных залах дворца Розенберга. Представ перед бургграфом, он заявляет, что послан Богом, дабы открыть миру тайну трех стадий алхимического превращения материи, посвятив в нее, однако, лишь немногочисленную когорту призванных. Сию божественную тайну отныне будет оберегать несокрушимый земной храм, а Рудольф, император Священной Римской империи, и немногие избранные паладины станут рыцарями ордена Храма, хранителями нового Грааля.
Розенберг сопровождает Келли к императору, который, ожидая сего «пророка» и «божьего вестника» в особо секретном, отдаленном покое графского дворца, пребывает в опасном, раздраженном настроении.
Я вынужден присоединиться к торжественно шествующим Келли и Розенбергу; император повелел явиться и мне. Розенберг, выскочив вперед, бросается на колени перед Рудольфом и, целуя его руки, на радостях проливает потоки слез и возвещает, подавляя рыдания:
— Ваше величество, свершилось: Ангел явился, истинно, истинно явился нашим глазам!
Император покашливает, едва справляясь с волнением:
— Коли так, Розенберг, принесем ему наше поклонение, ибо всю жизнь мы ожидали сего посланника. — Подняв голову, он насупился и заговорил грозно: — Вас тут трое, и явились вы как трое волхвов, пришедших с дарами поклониться новорожденному Спасителю и возвестивших миру о Рождестве. Весть принес тот, что стоит на коленях. Благослови его Бог. А от вас, мудрецы, я жду даров. Где они?
Келли мигом скакнул вперед, но не пал ниц, а преклонил колено.
— Вот! Этот дар послан Ангелом его величеству императору Рудольфу.
Он поднес императору золотую чашечку с красным порошком; как я увидел, там было вдвое больше, чем та щепотка, с какой мы сами когда-то приехали в Прагу.
Император в нерешительности протянул руку к драгоценному подарку. И августейшее лицо вытянулось.
— Дар знатный. Но он не даст долгожданного откровения истины. Это хоть какому холопу дай — и он золото получит.
Горящий взор Рудольфа устремляется на меня. Он ждет, что я поднесу истинный дар, дар спасения, бесценный, как священные дары восточных волхвов. Я опускаюсь на колени, в душе вздрагивая от ледяного озноба, мне нечего поднести императору, я пришел с пустыми руками и пустым сердцем... И тут снова подает голос Келли — можно только дивиться его наглой кротости:
— Велено нам также показать его императорскому величеству и предоставить для испытания особое «стекло», каковое святой Ангел передал, от великой щедрости своей, служителю своему, эсквайру Джону Ди, в ночь первого заклинания. Потому как не все сразу, у всякого таинства есть свои стадии и ступени.
Откуда он взялся?! В моей руке — магический кристалл, черный уголь Бартлета Грина в золотой оправе. Я молча подаю его императору. Рудольф жадно хватает черное зерцало, въедливо осматривает со всех сторон и... капризно оттопыривает нижнюю губу:
— Да на кой?..
Келли молчит, упершись взглядом в августейшую переносицу.
Не дождавшись ответа, Рудольф досадливо морщится и неохотно опускает глаза на черный искрящийся кристалл. Келли все усерднее сверлит взглядом императорское чело. От напряжения у нашего духовидца катятся по щекам капли пота, но он сейчас ничего не замечает.
Император как завороженный сжимает кристалл обеими руками. Его зрачки расширились. Определенно он что-то увидел. И вдруг по его лицу пробегают изумление, внезапная жалость, гнев, сильный испуг, а вот — трепет надежды, робость и торжество, горделивая радость... Коршун устало кивает, и... в его глазах блестят слезы!
Слезы в глазах Рудольфа? Невероятно!
Сколько переживаний отразилось на его лице за короткие мгновения. Мы все в страшном напряжении. Наконец Рудольф говорит:
— Примите мою благодарность, посланники горнего мира. Этому подарку и впрямь цены нет. Он исполнит чаяния посвященного. Ведь не всякий, увенчанный императорской короной здесь, удостоится короны... нездешней. Мы приложим к сему все наше усердие... — Он склоняет гордую голову.
У меня в горле застрял комок, кажется, вот-вот брызнут слезы — нет мочи смотреть, как император смиренно склоняется перед обольстившим его корноухим негодяем.
Столпотворение на маленькой пражской площади — она называется площадью Великого Приора — перед храмом Мальтийского ордена. Кажется, вся Малая Страна сбежалась. Блестит оружие, сверкают драгоценности и украшения на знатных господах, которые из открытых окон богатых домов смотрят спектакль, что разыгрывается внизу.
От дверей Мальтийского храма чинно шествует процессия.
Келли пожалован титулом богемского барона, Келли избран в число паладинов Священной Римской империи и по воле императора стал рыцарем Мальтийского ордена — получил символический удар шпагой по плечу и был миропомазан пред алтарем древнейшего храма сего ордена.