Ангел западного окна

Только ненависть одолела мою сонливость. И толь­ко ненависть, которая все усиливалась, подстегивала­ меня, поддерживая бодрое состояние, подобно тому как двойная доза яда может пробудить небывалые силы в ослабевшем теле. Но настал момент, когда уже ничем я не мог заставить себя еще удвоить свою ненависть... и вдруг ненависть исчезла, ускользнув, словно сухой песок между пальцами. Мой бодрство­вавший ум все больше и больше затягивало туманом,­ напряжение воли ослабло, сменилось рассеянностью,­ и наконец мной овладела невыразимая вялость духа, подруга безразличной снисходительности, рабской покорности и холодного разврата.

Была ли со мной княжна? Глазам она не пред­стала...

В последний час перед рассветом я, почти обе­зумев, метался из комнаты в комнату. Я уже не пола­гался на чудодейственные приемы и секреты, позволяющие совладать с чувствами. Измученный, в отчая­нии, задыхаясь от страха, я доверялся лишь своему инстинктивному порыву — двигаться, двигаться, одо­леть демона сна, который вот-вот прижмет к моему лицу маску, пропитанную маковым настоем, продер­жаться до восхода солнца, не позволить сонной одури взять верх! В сильнейшем волнении, не давая себе передышки, я ходил из угла в угол, думая только об одном: плоть не совладает с духом.

Лишь такими неимоверными усилиями я, бе­зоружный, не угодил в ловушки, расставленные моей страшной противницей.

Когда на окнах проступили желтые пятна зари, судорожное напряжение спало, я провалился в сон и проснулся уже за полдень, на своей оттоманке, чувствуя разбитость во всем теле и глубокую подавленность, ибо я понял, что переоценил силу своего духа...­ Безоглядное сопротивление может привести к поражению и гибели — такой я получил урок.

На его усвоение у тебя три дня — явилось вдруг совершенно необоснованное, но отчетливое предчув­ствие.

Начав практику тантры, нужно довести дело до конца, напутствовал Липотин...

Липотин! Вот кто не идет у меня из головы, вот чьи замыслы я часами пытаюсь разгадать. С какой стати он, никогда не бывший моим другом, усердно давал мне советы и заботливо наставлял в ритуалах тантры???

Когда же я написал эти слова, поставив в конце три вопросительных знака? Время не находит пристанища в моих стенах. Те, кто видит ход солнца над землей, сказали бы: три дня, четыре дня назад. А может быть, с тех пор прошло три или четыре года...

Но для меня время утратило смысл, нет более смысла и писать о чем-то. Довольно того, что доверил­ я этим страницам: минувшее запечатлено и приведено к цели — вечно пребывающему в настоящем Бафомету. Ныне, с предельной ясностью сознавая близость конца, расскажу лишь о последних моих заблуждениях и последних событиях моей земной жизни.

Минуло три дня после исполненного горечи пробуждения, настал вечер; я «был готов» к новым испытаниям.

И считал ведь, что нашел остроумнейшее решение — не дожидаться прихода княжны, облачившись­ в доспехи ненависти, готовые вспыхнуть от малейшей искры. Самонадеянный гордец, я полагался на свою волю, закаленную йогой ваджроли, надеялся, что меня спасет обретенное за истекшее время, за «три дня», понимание — вот что мнилось мне! — сокровенного смысла таинственной практики. Конечно,­ я не постиг его до конца и, в сущности, представлял себе довольно неясно, но мне казалось, что инстинкт и чутье вывели меня на правильный путь. Прежде всего я старался думать о княжне Асии в полном душевном спокойствии, даже благожелательно. И не призывал ее к ответу сурово, как раньше, а предлагал честно помериться силой.

Она не появлялась!

Я настороженно прислушивался, пытался, как в ту ночь, почувствовать присутствие соблазнительницы, словно укрывшейся от моего разума и чувства за опущенным занавесом. Но ее нигде не было. Все три мира покоились, мягко объятые тишиной.

Я не дал воли нетерпению — оно, как я вскоре почувствовал, в любой миг может переродиться в ненависть, а мне ли тягаться с княжной, в совершенстве владеющей этим страшным оружием.

Ничего не произошло. И все же я знал: ночью предстоит решительная схватка!