Ангел западного окна

Я вдохнул поглубже — в подземелье и правда запахло словно диким зверем. И тут раздались шаги, приближавшиеся к дверям каземата...

Еще миг — и заскрежетал тяжелый железный засов...»

На этом месте записки моего предка Джона Ди, переплетенные в зеленый сафьян, обрывались; я глубоко задумался.

Запах пантеры!

Помню, я где-то вычитал, что старые вещи и бессловесные твари, некогда проклятые или заговоренные, могут навести колдовские чары на того, кто берет их себе или вообще уделяет им не в меру много внимания. Кто знает, кем может обернуться невинный­ с виду бездомный пудель, который привяжется к тебе на вечерней прогулке, — пожалеешь его, возьмешь­ в теплую комнату... а под черной собачьей шкурой вдруг окажется сам дьявол...

Уж не повторится ли со мной, потомком Джона Ди, история доктора Фауста? Что, если, приняв тронутое тленом наследство покойного кузена Роджера,­ я угодил в сферы, где властвует древнее колдовст­во? Разбудил и выманил неведомые силы, кишащие в ветхом бумажном хламе, словно древоточцы в старой мебели?

Прерываю начатую работу — переписку отрывков­ из сафьяновой книжки Джона Ди, необходимо зафиксировать то, что сейчас случилось. Признаюсь, делаю это очень неохотно. Мной уже овладело само­му мне непонятное любопытство, неудержимое желание про­честь следующие страницы повествования­ моего предка, ведь он оказался в застенке! Как взволнованный читатель романов, хочу поскорей узнать о дальнейших событиях, разыгравшихся в темном подземелье, куда по приказу Кровавого епископа бросали еретиков, хочу добраться до смысла странных слов Бартлета Грина, — почему он говорил о запахе пантеры?

И все же... осмелюсь, скажу без обиняков: вот уже несколько дней меня неотвязно преследует странное ощущение — как только дело так или иначе касается архива покойного Джона Роджера, мной словно распоряжается чья-то чужая воля. Я, что называется, всеми фибрами души чувствую непреклонную решимость (и уже написал о своем замысле) воссоз­дать удивительную историю жизни моего английско­го предка не как бог на душу положит, не как самому хотелось бы, а так, как угодно «двуликому Янусу» или, пожалуй, «Бафомету», которого я видел во сне: буду читать, расшифровывать, переписывать документы и дневники, как «он повелит», то есть поведет мою руку. Не хочу задаваться вопросом, явилось ли событие, которое только что произошло, также по наущению Бафомета?

Произошло же следующее. Я снова взялся за перо, но вдруг почувствовал что-то необычное. Минуло­ не более получаса после того, как я с трудом восстановил описание разговора, состоявшегося в Тауэре между Бартлетом Грином и Джоном Ди. Но я уже не могу с уверенностью сказать, что за эти полчаса пере­думал и перечувствовал, не знаю даже, не было ли все случившееся обманом чувств, галлюцинацией, смутным фантастическим видением, которое промельк­нуло в моем усталом мозгу точно тень. Что я имею в виду? Прежде всего, я почувствовал резкий и сильный «запах пантеры», нет, скорей то был неопределенный обонятельный образ, связанный с хищными зверями; во мне ожили впечатления, какие остаются, например, после посещения цирка: вспомнились клетки с хищниками, решетки из железных пруть­ев, за которыми, не зная покоя, ходят из угла в угол огромные кошки.

Я испуганно вздрогнул, прислушался: раздавался торопливый стук в дверь моего кабинета.

Не успел я откликнуться — далеко не приветливым тоном, поскольку не выношу, когда меня беспоко­ят за работой, — дверь распахнулась. Старая эконом­ка, давно научившаяся уважать мои привычки, смот­рела робко и растерянно, словно без слов извиняясь за вторжение, но в ту же минуту, едва не оттолкнув ее, в комнату вошла, о нет, не вошла — вихрем ворва­лась, влетела, сметая все на своем пути, статная, высокая незнакомка в сверкающем черном одеянии...

Но почему я так взволнованно описываю приход дамы, который, что и говорить, был не лишен извест­ной бесцеремонности, властной, самоуверенной манеры, свойственной особам, привыкшим командовать­ и повелевать? Хм, романтическая приподнятость так и сквозит в каждом слове, во всяком случае, когда перечитываешь написанное, она бросается в глаза. Однако довольно точно передает первое впечатление от встречи с незнакомкой. Вне всякого сомнения, дама принадлежала к высшему обществу. Мне показалось, будто она что-то высматривает, настороженно вытянув шею и широко раскрыв глаза. Она прошла, буквально не взглянув на меня, вернее, решительно прошествовала с высоко поднятой головой, и остано­вилась возле моего письменного стола. Словно ища опоры или как слепая, слепцы ведь все распознают на ощупь, провела рукой по краю стола. Затем пальцы крепко сжались — тут незнакомка сразу успокои­лась и замерла в неподвижности, опершись на стол.

Ее кулачок почти касался тульского серебряного ларца.