Читаем Ангелам господства полностью

Ассандр Палыч был портун бывалый — бог входа в гавани, где портуналии кипели «на ура».  Здесь празднества, как запредельные заливы: одним — преодоленье стресса, другим — улучшенная достоверная легенда, а третьим — цеховой почин. Распределенье привелегий в портунатах Ассандр Палыч выверял годами. В партере бархатного зала по приставным местам, ступенькам и галёрке, с учетом значимости приглашенных, где первый ряд, расписанный по персоналиям от центра — на края от глав до замов — затылки вожачков являл попеременно сидящим сзади: завком, партком, райком, месткомы. Концерт не нравится — прицелься ниже, изучай рисунки лысины и завитки макушек, прикидывай, кому чего осталось. Тронный портал для каждого в одном ряду, на стульях с кумачовым бархатом, прибитых воединой планкой к полу. Оковы деревянной пуповины были основой тоненькой оси, по ниточке которой вертикально вверх уйдут пластами, импульсами, солнечной короной те поколения акселератов, которых воспитает уходящий век. Соборность сопереживанья в таких концертных залах, конечно же, не возникала, но призраки согласия сотрудничества поколений над кумачёвым цветом влитых дорожек и ковров, застеленных под первым рядом, стяжало уваженье и почёт к властям и иерархиям господства. В затылок поравняться с ними мне тайно не хотелось, они равнялись на Кремлёвский зал, но как-то кривовато, нелепо, неуклюже и согбенно. Хотелось шаг ступить и повернуть, несовершеннолетие не позволяло.

Сегодня Алка тараканьей лыткой меня задорно умыкнула взглянуть на зрительском вниманье, как эти мраморные холлы и лестницы парадного крыла, украшенные стендами с изображеньем искусственных дыханий гражданской обороны и лозунгом, что в жизни есть место подвигу всегда, напомнят мне теперь о прошлом. Надо сказать, что акты вандализма на наших агитационных стендах встречались редко. Каждый родитель был заводчанин и градообразующий жилец, радение о дисциплине детства было всеобщим свойством взрослых — в узде держали. Всех касалось. Мои потуги к прекрасному Портун пресёк публичной лекцией с разносом примера пагубного воспитанья, когда на заработки новогодних ёлок Снегурочка купила перстенёк. На худсовете было решено избавить данную персону от многолетней роли бессменной замороженной — с формулировкой «Быть не имеет моральных прав, поскольку детей она не любит».  Беременна любовью к детям, сегодня заявилась и примостилась в первый ряд. Вахтерша мне отмерила здесь место, как прихожанке из столиц с почётным детством этой сцены. Я перстенёк надела. Выход в свет. Не затрудняет принадлежность соответствию, обозначает позволенье быть.

Пурпурный бархат занавеса дрогнул, зал осветился, на сцену вышел хор в лаптях и встал подковой. Второе отделенье. Серпкасто-молоткастый пролог я пропустила. А во втором ряду за мной случились лоботрясы — кто списывал, шпаргалил и неуды хватал. Они теперь кооператоры. Такие университеты. Надели золото кусками — цепь как у Шарика, печатки на руках. Учиться у них объявлено не модным — закуй железо, покуда Горбачёв. Сидела бы я голая теперь без перстенька. Они в почётных спонсорах. Страна дождалась возрожденья. Меценаты.

Я вслушивалась в трехголосье. Ирины не было, её потенциал остался. Своим напудренным фасадом, декольтированным каре, экзальтированной манерой она продлила хор на два крыла, от закулисья к авансцене. Заводоуправление охотно перечисляло деньги на заказ костюмов академическому хору Берендеев. Костюмы шили портные мастерских в Большом Театре. Вечные вещи, они переживут века — и перестройку, и конверсию, и святцы житейских рассуждений домостроя. Порок и добродетель поддерживают, создают друг друга, идут года, они отслеживаются на память, чтоб отслоиться, перестать друг другом называться, и нанести лета слоями новых эволюций. Спираль традиции. Но априорна истина одна — всё здесь во благо и во вред. А сцена с залом способны отбирать зерно от плевел. Захочешь различить их — наклонись. Поклон. Финал. Аплодисменты. Рокайльный завиток повис вращаясь над пространством зала с чистейшим «ля»   от высохшей слезы.

При общем равенстве наскального рисунка серпком и молотком соцреализма станочники культуры Берендеев тряхнули сединой такую новизну, что полнометражные гастроли Зыкиной в конце семидесятых, во славе её звезды, почёта и наград случались по пять раз в году.

И память вспять по тонкому лучу уводит в меловые отложенья, где спрессовался опыт. Шарж того, что обижало, злило. Ёрш сознанья. Младенческая неуклюжесть наглазелась на привилегированный соц-арт.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Волкодав
Волкодав

Он последний в роду Серого Пса. У него нет имени, только прозвище – Волкодав. У него нет будущего – только месть, к которой он шёл одиннадцать лет. Его род истреблён, в его доме давно поселились чужие. Он спел Песню Смерти, ведь дальше незачем жить. Но солнце почему-то продолжает светить, и зеленеет лес, и несёт воды река, и чьи-то руки тянутся вслед, и шепчут слабые голоса: «Не бросай нас, Волкодав»… Роман о Волкодаве, последнем воине из рода Серого Пса, впервые напечатанный в 1995 году и завоевавший любовь миллионов читателей, – бесспорно, одна из лучших приключенческих книг в современной российской литературе. Вслед за первой книгой были опубликованы «Волкодав. Право на поединок», «Волкодав. Истовик-камень» и дилогия «Звёздный меч», состоящая из романов «Знамение пути» и «Самоцветные горы». Продолжением «Истовика-камня» стал новый роман М. Семёновой – «Волкодав. Мир по дороге». По мотивам романов М. Семёновой о легендарном герое сняты фильм «Волкодав из рода Серых Псов» и телесериал «Молодой Волкодав», а также создано несколько компьютерных игр. Герои Семёновой давно обрели самостоятельную жизнь в произведениях других авторов, объединённых в особую вселенную – «Мир Волкодава».

Анатолий Петрович Шаров , Елена Вильоржевна Галенко , Мария Васильевна Семенова , Мария Васильевна Семёнова , Мария Семенова

Фантастика / Детективы / Проза / Славянское фэнтези / Фэнтези / Современная проза
Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза