Ангелина, или Ненасытная тварь

– Давай! Пока! – Павлухин направился к двери и остановился возле сына. – Наврал про меня?

Данила сдал матери, что это не первая чекушка, одну отец уже квакнул в обед.

– Я не врал! – выкрикнул сын. – Вра-а-ал я… С чего ты взял, что я врал?

– А ты что мне наливал? – Павлухин днём, тщательно избавляясь от пустой бутылки, думал, что его никто не запалит, и хотя у него на физиономии всё было написано, он пытался косить под-дурачка.

– Я тебе не наливал! – защищал сын свою наблюдательность. – Я по тебе… по твоему лицу видел!

– А что-то ты у мамы не видишь ничего? – Отец вытаращил на него подпитые глаза, застыв в одном положении. – Только у одного меня видишь, а у мамы ничего не замечаешь…

– Почему не замечаю? – сын разговаривал по-взрослому, деловито. – Я у всех замечаю! Кто пьяный, кто не пьяный…

– На деда ты не обижаешься, когда он пьяный. – Павлухин не спешил уходить. – И бабушка… Помнишь, как она на тебя бухая свалилась, чуть не раздавила?

– Когда бабушка пьяная, – отстаивал Данила, – она хорошая!

– Когда я пьяный и меня не трогают, я тоже хороший!

– Ты с катушек слетаешь!

Павлухин, сделав одолжение, остался в очередной раз, но дней через пять, после того, как Борис – тоже странный член этого семейства, помог приготовить, поужинал с ними и уехал домой, тема продолжилась. Ангелина опять спросила у бывшего мужа: когда он пойдёт работать, чтобы помогать растить сына? У Павлухина сразу «обострился псориаз», и он первым делом побежал одевать майку.

– Мой отец мне всячески помогал, – рассуждала Ангелина, развалившись на диване. – Вить, и почему тебя так бесит, что ты должен помогать своим детям?

– А что ты так распалилась? – Павлухин выбежал в прихожую. – Вчера ты не говорила про это, позавчера тоже не говорила про это… Чего ты сегодня завелась-то?

– Твой отец тебе до сих пор помогает, – продолжала спокойным голосом Ангелина.

– Он не помогает! – парировал раскрасневшийся Павлухин. – Он на диване лежит!

– Да-а… Но его пенсия идёт тебе!

– Не мне она идёт!

– А кому?

– Тебе она идёт! – Рвущийся на свободу заложник этой квартиры нервно застегнул ширинку, пригладил перед зеркалом полысевшую часть темени и схватил мягкий пенал для ручек – этот пенал был единственным мобильным имуществом, передвигающимся вместе с ним между домами, там лежала расчёска, бритвенный станок и компактная губка для обуви.

За Павлухиным захлопнулась дверь, но не входная, он удалился в комнату и затих, якобы долго собирает вещи, то есть поклажу в виде пенала. Ангелина продолжала рассуждать:

– Другие мужчины помогают своим детям деньгами.

– Да если б я знал, – снова вылетел из комнаты Павлухин, – я хер бы с тобой вообще бы общался! Если б ты не сказала мне: «я сама воспитаю», а теперь после этого на попятную пошла? Брех-ло! Эта брехня нафиг мне не нужна!

– Понятно… Алиментов от тебя не дождёшься.

– Ты же сказала мне в тот раз… Помнишь? Когда хотела ребёнка, ты хотела девочку и мальчика, если б была ещё и девочка, ты тут вообще бы с ума сошла! А девочке надо колготки, трусы стирать, платья гладить, косички заплетать…

– Так, стоп! В чём проблема?

– Ни в чём! – Павлухин снова скрылся не за той дверью, чтобы закончить с упаковкой пенала.

Наступила тишина, все переваривали произошедшее, аргументов ни у кого больше не осталось.

– Повезло! – прервал молчание деловой голос младшего сына.

– Кому? – не поняла Ангелина.

– Никите повезло – он восемь тысяч получает.

– Так он их получает по смерти отца! – Ангелина вопросительно уставилась на него в упор. – До этого он тоже ничего не получал.

– Я и говорю – повезло!

Снова воцарилась тишина.

– Сынок! Нельзя так о папе говорить. Тут неизвестно кому повезло… Какой бы ни был, он всё-таки твой отец, и слава богу, что живой.

Её слова через приоткрытую дверь долетели до Витиных ушей, и он передумал уходить.

Ангелина и Борис были единственными доверенными людьми у Павлухина, кому он мог пожаловаться на деликатные проблемы, соответственно, напряги в отношениях с Ангелиной ему оставалось обсуждать только с Борисом. Участившиеся разговоры о трудоустройстве стали беспокоить Павлухина, и он среди дня набрал номер любовника бывшей жены, чтобы с ним посоветоваться.

– Думаешь она пугает или всё-таки подаст на алименты?

– Ну так-то, конечно, это самое… – Борис был за рулём, – настроена она серьёзно, собирается в суд подавать – на работу надо будет тебе устраиваться куда-то… Говорит: заебал, денег не даёт, сына не воспитывает, не помогает…

– Нет, ну смотри: я его забирал, приезжал, привозил, водил на этот кружок, на тот, посуду помою, всё чисто, нормально на кухне… Чё ещё от меня надо-то, блядь?

– Твоему парню скоро надо будет учиться. – Борис остановился, пока в кого-нибудь не въехал. – Тут за учёбу надо будет отдавать ёбнешься сколько!

Было слышно, что Павлухину тяжело это всё воспринимать: он то и дело вздыхал и периодически протяжно мычал, разговоры о затратах напрягали, в его понятии Ангелина тратила много денег на излишества, а жить нужно скромнее. Прослушав о финансовых трудностях, Витя снова начал критиковать Ангелину: