Ангелочек. Время любить

— Откуда же ты идешь? — спросила вторая женщина, более разбитная. — О, у тебя красивая овчарка!

— Ну, я возвращаюсь издалека, — уклончиво ответила Розетта. — Спасибо.

Розетта помахала женщинам рукой. Природная жизнерадостность прогнала печаль и стыд. Поравнявшись с крестом, установленным на перекрестке, Розетта запела:

У меня болит нога, натирает седло, натирает седло!
У меня болит нога, натирает седло спину моей лошади!

Чуть дальше Розетта увидела заросли ежевики со спелыми ягодами и резко остановилась. Внимательно осмотрев свой немного просохший платок, она решила использовать его как корзинку.

— Эй, Спаситель! Я соберу ежевику и сегодня вечером испеку большой пирог для мадемуазель Энджи. Черт, а черника того мсье с близнецами! Варенье! Я должна сварить варенье из этой чертовой черники…

Предстоящая работа окрылила Розетту. Стояла чудесная погода, а собака не отставала от нее ни на шаг.

— Я буду счастлива несмотря ни на что! Вот! — дала себе слово Розетта.

Сен-Лизье, в тот же день

Ранним утром Луиджи пришел к Анжелине, но на улице Мобек никого не застал. В конюшне Бланка спокойно жевала сено. Акробат смог убедиться, что ворота приоткрыты. Узнав об этом, Жерсанда растерялась. Она не понимала, куда могла уйти ее протеже, и поэтому почти каждый час просила сына проверить, не вернулась ли молодая женщина.

— Анжелины все еще нет, — сказал Луиджи, вернувшись в полдень. — Вчера вечером она действительно очень беспокоилась за Розетту. Я уверен, что она отправилась на ее поиски, на этот раз пешком. Не переживайте, скоро мы получим от нее весточку.

С этими словами Луиджи ушел в свою комнату в доме на улице Нобль, построенном три столетия назад. Это здание имело одну отличительную особенность. Под его основанием находился городской рынок, а над гостиной возвышались еще два этажа. Из окна своей комнаты Луиджи мог любоваться отрогами Пиренеев, городскими крышами, расположенными уступами, и Сен-Жироном, раскинувшимся на берегах Сала.

Жерсанда же никак не могла успокоиться. Октавия больше не находила слов, чтобы подбодрить ее.

— Сначала Розетта, теперь Анжелина! А если в наших краях объявился новый убийца, похотливый тип, и он лишил их жизни?

— Ну, мадемуазель, ведь собака тоже исчезла. Она непременно ушла с одной из них.

— Хочу Спасителя! — запищал Анри, игравший на ковре в кубики.

— Спаситель вернется, мой дорогой, — ласково заверила его служанка. — Будь терпеливым и умным. У нас сейчас другие заботы.

— Он не в состоянии это понять, Октавия! — возмутилась старая дама.

— Нет, он все понимает. А вы, мадемуазель, вы все видите в черных тонах. Энджи могла отправиться к какой-нибудь пациентке не в коляске, а пешком, поскольку кобыла вчера устала.

— Возможно. Но, по словам Анжелины, ни в городе, ни в округе никто не должен рожать, по крайней мере до осени. Прошу тебя, Октавия, зайди к мсье Лубе. Он наверняка знает, где его дочь.

— Беспокоить сапожника! Ну уж нет! — возразила служанка. — И так слишком много народу беспокоится. Если он не видел Энджи, то тут же затрепыхается.

— Затрепыхается?! — вновь возмутилась старая дама.

— Забеспокоится. Так говорит молодежь. И наша малышка Розетта тоже.

— Я запрещаю тебе подражать им! И приготовь обед. Луиджи, должно быть, проголодался. Открой банку маринованного гуся и испеки картошку.

Октавия подняла глаза к небу и буркнула: «Мсье Луиджи!» Этот-то вел себя как требовательный гурман.

Октавия мысленно выругалась, но послушно пошла в кухню. Вскоре мать и сын сядут за стол, а потом им надо будет подать кофе.

Вторая половина дня для Жерсанды и Октавии обещала быть жаркой и бесконечной. Акробат наотрез отказался вновь идти на улицу Мобек.

— Пошлите вашу служанку, — проворчал он. — Я схожу вечером, когда вы устроите чайную церемонию. А сейчас я занят. Я сочиняю.

— Умоляю тебя! Проверь, не вернулась ли Розетта, — настаивала его мать.

— Если случится чудо и эта девушка решит вернуться, она первым делом, разумеется, зайдет к вам. Но я думаю, что она открыла для себя, как это прекрасно — быть свободной и бродить по дорогам. Я даже немного ей завидую.

— Жозеф, не говорите так… Извини, Луиджи. Сжалься надо мной! — простонала старая дама, готовая расплакаться. — Я понимаю мужчину, который бродяжничает и зарабатывает себе на хлеб на ярмарках… Но Розетта… Она может повстречаться с дурными людьми.

Разъяренная Октавия сняла фартук и надела соломенную шляпку. Колокола собора пробили два часа. Октавия поднялась на улицу Мобек и вернулась несолоно хлебавши, раскрасневшаяся, вся мокрая от пота.

— Никого! — бросила она. — Господи! Наверняка снова будет гроза. Солнце немилосердно печет.

Луиджи был в своей комнате, Анри спал. С тяжелым сердцем Жерсанда взяла книгу, а служанка принялась мыть посуду.

Через несколько часов, вокзал Сен-Лизье