Ангелочек. Время любить

Анжелина задула оплавившуюся свечу. Их с Луиджи окружили синеватые сумерки. Где-то стрекотали сверчки, исполнявшие незатейливую ночную песню, столь привычную, что на них никто не обращал внимания.

— Как тихо, не правда ли? — спросила Анжелина дрожавшим от нервного напряжения голосом. — Желтая роза, которую посадила мама, дарит нам свой аромат. Мята и тмин благоухают. Вы правы, столь чудесные вечера должны быть посвящены пустякам, танцам и веселью. Наши с вами встречи очень странные. Они совсем не такие, какими я их представляла. А вы сейчас такой серьезный, такой благоразумный!

— Ну надо же, теперь вы упрекаете меня за то, что я не паясничаю!

— Нет. Просто я увидела вас другим, да и вы должны знать, какая я на самом деле. Луиджи, я верю, что вы справедливый человек. И если я исповедуюсь перед вами, вы не предадите меня, я в этом не сомневаюсь. Малыш Анри — мой сын.

Луиджи был до того потрясен, что в течение нескольких минут не мог вымолвить ни слова. Наконец он переспросил прерывающимся от изумления голосом:

— Что? Ваш сын? Как это возможно?

Молодая женщина поспешно добавила:

— Умоляю вас, выслушайте меня! Если вы прервете меня, я не решусь рассказать все до конца. Дайте мне закончить. Потом у вас будет полное право меня судить… Все началось более трех лет назад, в июльский вечер, когда на площади с фонтаном был устроен бал…

Анжелина умолчала о подробностях своего страстного романа с Гильемом Лезажем. Они просто любили друг друга, вот и все. Порой Анжелине было трудно говорить, и тогда она изящными движениями своих тонких рук передавала смысл слов, застревавших у нее в горле. Луиджи узнал, что она в одиночестве рожала в пещере Кер, куда прибежала белая овчарка — славный Спаситель. Потом последовала вереница имен: Жанна и Эвлалия Сютра, дядюшка Жан Бонзон, его супруга Албани, Филипп Кост, Блез Сеген.

Колокола пробили полночь, когда Анжелина принялась рассказывать о своем примирении с отцом, Огюстеном Лубе. Луиджи сухо спросил:

— Это все? Действительно все? Вы ничего не опустили? Ничего не скрыли?

— Нет. Вы презираете меня? — встревожилась Анжелина, поняв по прерывистому дыханию Луиджи, что он глубоко разочарован.

Луиджи убрал скрипку в футляр. Потянувшись, он медленно встал, поскольку все его тело затекло от долгого сидения.

— Не без этого, — беззлобно ответил он. — Но, главное, я понял, что связывает вас с моей матерью. Вы сообщницы, хитрые и эгоистичные. Больше мне не за что вас осуждать, Анжелина. Я не святой, я тоже грешил, совершал ошибки, лгал, клялся в любви, хотя мое сердце оставалось равнодушным. О боже! Как бы мне хотелось вновь оказаться в Барселоне, около Долорес! Около простой, прямодушной женщины, которая спала со мной потому, что я ей нравился! И только поэтому она предложила мне поселиться вместе с ней в деревне, окруженной апельсиновой рощей.

Задрожав от страха, готовая расплакаться, Анжелина воскликнула:

— Вы собираетесь уехать!

— Не сейчас. Я был бы последним глупцом, если бы позволил столь завидному наследству ускользнуть от меня. Я последую примеру своей матери и буду играть в эгоистов и рвачей, тем более что я должен считаться с моим юным братом Анри. А теперь я пойду в конюшню, я очень устал и хочу спать. Завтра я переберусь на улицу Нобль. Мои мечты разбиты на осколки и растоптаны вашими прелестными ножками. Но я внезапно возвысился. Моя дорогая, вас приветствует Жозеф де Беснак! Не ищите больше акробата Луиджи. Он улетел с последними звуками музыки.

Он, фиглярничая, поклонился и ушел. Уязвленная его высокомерием, Анжелина с трудом сдерживала рыдания. «Между нами невозможны ни любовь, ни дружба», — говорила она себе.

Анжелина встала, намериваясь скрыться в своей комнате и выплакаться, но внезапно ее охватила ярость. Не думая ни о чем, она бросилась к конюшне и схватила Луиджи в тот момент, когда он уже собирался войти туда.

— По сути вы такой же, как все мужчины! — гневно выкрикнула Анжелина. — Я уверена, что вас неприятно поразил только один момент из моего рассказа: вам было противно услышать о моей интимной связи с Гильемом Лезажем и о том, что доктор Кост принудил меня к физической близости. Я больше не та чистая и непорочная Виолетта, которую вы собирались соблазнить. Вы сами так сказали: соблазнить! Не было и намека на любовь, обязательства, помолвку. Мне очень жаль, если мои слова шокируют вас, но скоро будет вот уже пять лет, как я познакомилась с интимной жизнью своих современников. Я знаю, как высоко эти господа ценят девственность, ту самую девственность, которой стыдятся, когда речь заходит о них самих, если они достигают определенного возраста.

На темно-синем небе взошел месяц. Его молочный свет превратил Анжелину в какое-то фантастическое существо с белым лицом, горящими глазами и дрожащими губами.