Прошлое всплыло в памяти Жерсанды. Ее преследовали неумолимые образы. Она вновь видела лицо своего ребенка, его взгляд, его невинную улыбку.
«Я не должна больше об этом думать, — сказала она себе. — Сейчас все надо забыть. У меня есть Анжелина и наш маленький принц, Анри де Беснак».
Октавия гуляла с малышом на площади с фонтаном. Теплый воздух был напоен ароматом цветущей сирени, которая в изобилии росла в саду и вдоль стен Дворца епископов. Небо было чистым, без единого облачка. Этим утром город, казалось, дрожал от радостного возбуждения.
Бродячий торговец привязал своего осла перед таверной. Хозяйки суетились вокруг корзин на спине животного. Торговец попросил женщин немного расступиться, чтобы он смог показать привезенные им новинки.
— Белые атласные ленты, басоны[42]
из чистого хлопка, перламутровые пуговицы! — кричал он. — Медальоны, очки, бижутерия, кастрюли и искусственные камни. Покупайте сейчас! У меня назначена встреча с каноником, хозяйкой таверны и сестрами из городской больницы. И все они ждут меня с нетерпением, чтобы облегчить мою поклажу!Октавия тоже слушала, как зазывает покупателей мужчина в черном берете и рубашке с засученными рукавами. Немного погодя, зазвонили колокола собора. Это закончилась десятичасовая месса. Сердце служанки радостно забилось. После перехода в католическую веру она каждый день ходила на службу, чаще всего вечернюю, что вынуждало ее хозяйку в это время самостоятельно заниматься маленьким Анри. Октавию очаровывали католические обряды, а суровая обстановка протестантских храмов ей не нравилась.
«Как это красиво! Свет льется через витражи хоров, а алтарь завешан белым покрывалом! Вчера кто-то принес ветки сирени и розы. Как приятно они пахли! Но больше всего мне нравятся статуи ангелов. Они великолепны! А священник преисполнен доброты, достойной святого».
Октавия спустилась с небес на землю, почувствовав, что ее рукам стало холодно. Анри, которому скоро должно было исполниться год и семь месяцев, изо всех сил бил погремушкой по воде. Разноцветные брызги, разлетающиеся под лучами солнца, ему очень нравились.
— Нет, нет! — воскликнула Октавия. — Не делай этого, малыш! Твоя курточка промокнет.
Мальчик показал пальцем на золотых рыбок, которые плавали около бортика. Он дважды невнятно произнес слово, оканчивающееся на «ка».
— Ты хочешь поймать рыбку? — рассмеялась Октавия. — Какой же ты смешной!
В то же мгновение Октавия заметила пару, приветствовавшую ее. Она с изумлением узнала отца Анжелины. В сером костюме, галстуке и канотье, он шел под руку с вдовой Марти. Ее массивную фигуру облегало желтое атласное платье с кружевным воротником.
— Здравствуйте, мадам! Как вырос ваш племянник, — улыбаясь, сказал Огюстен. — Какой красивый мальчик!
— Здравствуйте, мсье Лубе, — ответила, смутившись, служанка.
Октавия редко встречала Огюстена Лубе. После отъезда Анжелины в Тулузу она не ходила на улицу Мобек, так что сапожник не видел ни ее, ни Анри в течение нескольких недель.
— Вы получили весточку от дочери? — спросила Октавия, не найдя другой темы для разговора. — Вчера вечером мадемуазель Жерсанда получила от нее длинное письмо.
— Три дня назад Анжелина прислала мне почтовую открытку. Но скоро уже июль. Я так рад, что на этот раз ее каникулы продлятся целых четыре недели. Нам есть что рассказать друг другу.
Анри вырвался из рук Октавии и подбежал к паре. Он тряс погремушкой и радостно кричал.
— О, какая у тебя красивая игрушка! — нараспев сказала вдова Марти. Она улыбнулась, и на ее круглых щеках появились маленькие морщинки.
Огюстен так пристально смотрел на ребенка, что у служанки появились смутные опасения. По словам Анжелины, Анри был похож на Гильема Лезажа, но сапожник мог найти в нем сходство со своими сыновьями, умершими в раннем детстве, или с дочерью.
— Анри, иди ко мне, — позвала она. — Ты докучаешь мсье и мадам.
— Нет, — возразил Огюстен. — Надеюсь, когда-нибудь я стану дедом. Мне надо привыкать к обществу сорванцов в коротких штанишках.
Быстрым шагом к фонтану приближалась Жерсанда де Беснак. Она видела происходящее, но, казалось, эта сцена не вызывала у нее волнения.
— Добрый день, — звонким голосом поздоровалась она.
— А, здравствуйте, — ответил отец Анжелины, приподняв канотье.
Он тут же поспешил уйти, взяв свою спутницу под руку властным жестом. Возмущенная Жерсанда подошла к своей служанке.
— Господи! Этот человек не выносит даже моего вида. Ему не хватает терпимости. А ведь уже давно протестантов перестали считать еретиками. Точнее, почти два столетия, поскольку Король-Солнце имел храбрость отменить Нантский эдикт[43]
.— Со мной он был очень любезен, — возразила Октавия.
— Конечно, ты же перешла в его веру. Пойдем домой. Я устала от всех этих препирательств с нотариусом и должна выпить кофе или лимонада. И я даже не успела перечесть письмо Анжелины.
Служанка посадила Анри себе на плечи, чтобы иметь возможность идти быстрым шагом. Жерсанда открыла зонтик. Руки ее немного дрожали.