Ангелов в Голливуде не бывает

В гнусный сентябрьский день 1940 года я отправила отчима с братом на какой-то фильм, отпустила прислугу, заперлась в ванной и перерезала вены. Спасла меня некстати вернувшаяся миссис Блэйд, которой показалось странным, что я захотела остаться дома одна. Студия прислала врачей, примчался Джонни, еще кто-то из киношного мира, а вскоре слухи докатились и до тех из моих знакомых, что не были связаны с кино. Однажды, проснувшись после смеси снотворного с успокоительным, которым меня пичкал доктор, я увидела Рэя, который сидел возле моей кровати и смотрел на меня.

– Я все равно это сделаю, – сказала я. – Я выброшусь в окно.

– Сколько угодно, – ответил Рэй с пугающим спокойствием. – Мы на первом этаже, ты даже ногу себе не сломаешь.

Я отвернулась и заплакала.

– Это из-за летчика? – спросил Рэй. Я не отвечала. – Слушай, он взрослый человек и сам выбрал свой путь. Сам! Ты не могла его спасти, ты вообще ничего не могла сделать. – Я всхлипнула. Рэй промолчал и решил зайти с другой стороны. – Мне сказали, ты несколько месяцев уговаривала его уехать из Франции. Он вообще тобой дорожил? Хоть немного? Если бы ты попросила меня о чем-то и я мог это сделать, я бы сделал. Тем более что ты не ради себя просила, а ради него.

– Если я попрошу тебя убраться, ты уберешься? – не выдержала я.

– Конечно.

– Тогда уйди.

– Ладно. – Рэй поднялся с места. – У Тони дочка родилась, он ее назвал Лорой. Придешь на крестины?

Его слова сбили меня с толку.

– Почему Лорой?

– Угадай с трех раз. Так придешь?

– Ну приду, – вяло сказала я. – А что там у тебя с этой… как ее…

– Джилл? То же, что и со всеми. – Рэй усмехнулся. – Я не планирую на ней жениться, если ты об этом.

…В конце концов я выздоровела (если так можно выразиться о трупе, который притворяется живым). Я закончила съемки в фильме, которые прервала моя выходка. Джонни приложил все усилия, чтобы о ней не стало известно прессе. Его отец хотел закабалить меня новым контрактом, но я не согласилась. Я видела, что Шенберг теряет чутье и что, если его вовремя не сместят, студию ждет банкротство. В свое время он не купил права на «Унесенные ветром» («публика – идиоты, но даже идиоты не пойдут смотреть фильм о гражданской войне, где герои – проигравшие»). Он терпеть не мог ту категорию фильмов, которую позже назовут нуаром и которая станет одним из открытий сороковых. Вкусы зрителей менялись, а Шенберг упорствовал в своих ошибках, что для продюсера смерти подобно. Я перешла на «Парадизио пикчерс», который предложил мне звездную ставку – сто пятьдесят тысяч долларов за фильм по сценарию, который я выберу. Для сравнения, дом в Голливуде в те времена можно было купить всего за двадцать пять тысяч.

На «Парадизио» мне предложили три сценария, все три – никчемные. В итоге я выбрала четвертый. Контракт Карсона со «Стрельцом» закончился, и он написал сценарий для меня, о невесте полицейского, которая оказывается между ним и гангстером, которого тот мечтает поймать. Гангстер собирался завязать и сделал пластическую операцию. Покончить с прошлым не вышло, потому что он сам стал свидетелем преступления, и за ним принялись охотиться другие гангстеры, понятия не имеющие, кто он такой. Студия обещала съемки в цвете, но сюжет стал ее нервировать, и в итоге ограничились обычной черно-белой съемкой. Оператор волшебно снял дым и туман, режиссер ненавидел павильоны и старался задействовать натуру по максимуму. По требованию студии сняли два варианта финала – один, в котором гангстер погибает, и другой, в котором он как бы погиб, но зритель понимает, что героиня дала ему скрыться. Я выдержала целую битву, чтобы оставили второй вариант, и на студии со мной перестали разговаривать – до того дня, когда стало ясно, что «Схватка хищников» имеет большой успех. Но я уже впала в свою привычную депрессию, и никакой успех меня не радовал.