— Слушай, — сказал Гринго, — я бы с радостью сыграл с тобой в покер, потому что ты ужасный лжец, Натан.
— Уверяю, он врет. Все было совсем не так!
Натан проследил за взглядом Гринго, повернувшего голову к входной двери квартиры… и чуть не выпрыгнул из трусов, когда на свет лампы шагнул сам Макгэрри. Косящий взгляд горел такой яростью, что Натан еле удержался от того, чтобы потерять окончательный контроль над телесными функциями.
— Не подходи или я вызову полицию!
Гринго усмехнулся.
— Как? Кроме того, ты можешь попробовать покричать.
— Недолго, — добавил Макгэрри.
Гринго кивнул.
— Недолго. Мы же в Темпл-Баре. Полагаю, местные жители очень хорошо научились игнорировать людей, орущих посреди ночи. Иначе жить тут невозможно.
— Так нельзя… Вы же из Гарди!
— На самом деле, — сказал Гринго, поднимая бутылку Натана со стула, где поставил ее ранее, — прямо сейчас мы не полицейские, а простые неравнодушные граждане. Кстати, можешь не стесняться упоминать наши имена, когда побежишь жаловаться в правоохранительные органы. У нас самое железное алиби, какое только можно себе представить. В настоящее время мы наслаждаемся поздней выпивкой в компании с… — он принялся загибать пальцы, — мистером Ноэлем Графо, владельцем джаз-бара «Чарли»; милой парой пенсионеров, которых зовут Джоан и Джерри, — учительницей и банковским служащим соответственно, и… так, погоди-погоди… да, сестрой Бернадетт — настоящей, богом клянусь, монахиней!
Натан слушал вполуха. Он кивал и незаметно перемещал правую руку туда, где, как он знал, стоит блок для ножей. Каждый хороший повар всегда знает, где находятся его ножи.
Гринго слегка наклонился вперед.
— Тебе следует спросить себя, Натан: каким надо быть конченым уёбком, чтобы даже монахини были счастливы… нет, воодушевлены идеей предоставить алиби человеку, который собирается с тобой разобраться?
— Я сожалею, — сказал Натан. — Окей? Я очень-очень сожалею.
Гринго вновь повернулся к Макгэрри.
— Он говорит, что сожалеет.
— Да что ты! — ответил Макгэрри, явно не впечатленный раскаянием. — Уверен, не так сильно, как пожалеет уже скоро.
Гринго кивнул и погладил миссис Твинкл под подбородком.
— Кстати, Натан, я спрятал ножи. Мы же не хотим, чтобы кто-нибудь поранился, верно?
Натан поозирался по сторонам, и тело его обмякло.
— Что это значит? Вы пришли сюда, чтобы меня пугать?
Гринго покачал головой.
— О нет, Натан. Видишь ли, в определенных кругах прекрасно известно отношение моего коллеги к мужчинам, лапающим женщин без спроса. Я к тому, что… пойми правильно, у меня, почти как у всех людей, включая монахинь — вот опять, бля, монахиня, ты прикинь, Натан! — не так много времени, чтобы уделять его подобным существам, но он… — Гринго указал в сторону двери, в проеме которой неподвижно стоял Банни, — человек другого уровня осознанности. Он разыскивает нехороших людей и делает все от него зависящее, чтобы привлечь их к ответственности в рамках закона, но если это невозможно, то что ж… — Гринго посмотрел на миссис Твинкл, глядевшую на него с нескрываемой любовью. — Придется представить, что прямо сейчас мы играем в кункен[70]
с содержателем паба, учительницей, банковским служащим и монахиней. — Гринго усмехнулся. — До сих пор поверить не могу… Монахиня!Натан вздрогнул, когда к нему двинулся Макгэрри.
— Нет, нет, нет, нет, нет…
— Ага, — произнес Гринго, продолжая спокойно сидеть в кресле. — Похоже, ты знаешь, что означает это слово.
В венах Райана забурлил панический адреналин.
— Вы пришли, чтобы избивать меня вдвоем? Очень по-мужски!
Гринго невесело рассмеялся.
— О нет, Натан. Видишь ли, наказывать тебя пришел лишь мой друг.
Скользнув спиной по блестящей металлической двери холодильника, Натан сел на корточки и поднял руки над головой в попытке защититься.
Затем он посмотрел вверх и увидел возвышавшегося над ним Макгэрри.
— Я здесь, — добавил Гринго, — чтобы не дать ему тебя убить.
Глава двадцатая
Банни вошел в комнату для совещаний и поставил перед Гринго стакан знаменитого дрянного чая с железнодорожного вокзала на Пирс-стрит. Гринго поблагодарил кивком, и Банни уселся в кресло рядом.
Они явились сюда сразу после небогатой на события дневной смены в квартале Кланавейл — ну, небогатой по меркам предыдущего дня. Ночная смена подтвердила, что Джон О’Доннелл и Франко Дойл вернулись по домам около часа ночи. Джимми Моран вылез из такси около четырех часов утра в компании пьянющей блондинки. Возле его дома в тот момент дежурили детективы Динни Малдун и Памела Кобелиха Кэссиди.
Прямо сейчас Кобелиха стояла в центре комнаты и рассказывала эту историю остальным членам опергруппы.
— Короче, он привез юную подружку, одетую… Господи, как можно описать ее наряд, Динни?
Динни Малдун, выглядевший как загнанная котом мышь, тем не менее наслаждался красочным рассказом своей напарницы.
— Позвольте попробую, детектив Кэссиди, — загудел его голос с сильным западным акцентом. — Наряд молодой леди, о которой идет речь, можно было бы охарактеризовать, как, хм… скудный.
Кобелиха приложила палец к кончику носа и указала им на Малдуна.