Ангельские узы (СИ)

Снова смотрю на слова, на уровне интуиции понимая, как их читать: "Откройте это, и ваша жизнь перевернется с ног на голову, а мысли превратятся в кашу".

Очевидно, сегодня у меня сумасшедшее утро.

Бросаю конверт-тире-часовую-бомбу в свой потертый рюкзак. Прочту позже, в школе.

На кухне появляется мама.

- Как там моя милая девочка, Майла-ла? - да, мне восемнадцать и моя мама все еще называет меня ласковым именем, придуманным, когда мне было три.

- Хорошо, - я открываю кухонный шкафчик и достаю коробку хлопьев "Франкенберри".

 Мама следит за каждым моим движение, ее лоб пересекает беспокойная складка.

- Ты хорошо спала ночью, Майла?

Ох, нет. Я знаю, что будет дальше. Расправляю плечи и мысленно настраиваю свой "Я очень-очень спокоооооойна" голос.

- Безусловно, - успех.

- Плохие сны?

- Нет, - на этот раз "спокойный" голос сработал не так хорошо.

- Хммм, - она постучала по своей щеке. - С кем-то познакомилась? Завела новых друзей?

Я стиснула зубы. Каждое утро начинается с таких вот материнских допросов. И я давно поняла, что лучше давать спокойные и лаконичные ответы.

- Нет.

- Вообще никаких друзей?

- Все та же единственная подруга с первого класса, - я поднимаю ложку, делая на этом акцент, - Сиси. 

- Это хорошо,- она неуверенно улыбается. - Ты в безопасности.

Я энергично показываю ей большой палец. Сегодня марафон вопросов закончился относительно быстро; Может, мама решила опекать меня менее чрезмерно. Я приподнимаю уголки губ в усмешке.

- Больше, чем в безопасности, - рассекаю воздух, словно каратист. - Я стройная боевая Арена-машина!

И вздрогнув, замираю посреди удара. Как я могла так сглупить? Стоит мне сказать "Арена" и мама тут же теряет свой долбанный рассудок.

Пауза длится вечность, во время которой мама смотрит на меня с непроницаемым выражением лица. Наконец, она отмирает. Но вместо того чтобы прыгать в истерике, она поворачивается и раскрывает кухонные шкафы в поисках кофейной кружки.

Секундочку.

Этим утром мама прервала свой допрос раньше обычного и не ударилась в панику при слове "Арена". Мои губы расползаются в еще большее широкой улыбке. Прелеееестно. В конце концов, вещи могут меняться.

Откидываясь на спинку стула, смотрю, как мама наливает кофе. Я знаю: она заходит так далеко потому, что здесь только я, она и этот серый противный одноэтажный дом. У меня нет ни братьев, ни сестер, ни прямых ответов на вопросы о моем отце: кроме того, что он дипломат, мне ничего не известно. Сложите все это и получите дотошную маму.

Или, по крайней мере, она токовой была. Я барабаню пальцами по столешнице. Уменьшение маминой чрезмерной опеки открывает для меня столько возможностей! Я могла бы смотреть больше матчей. Могла бы участвовать в большем количестве матчей. Могла бы развивать интересы в сферах помимо Арены.

Эм, возможно, с последним пунктом я погорячилась.

Мама садится на стул напротив меня, ее большие карие глаза смотрят на меня сквозь завитки, струящегося из кружки пара.

- Хочешь, подвезу тебя в школу? Я не против подождать снаружи, - уголок ее глаза дернулся, - Знаешь, на всякий случай.

Мое сердце уходит в пятки. И снова: возможно, сегодня с моей мамой все хуже, чем когда-либо.

- Э-э-э-э... - в шоке мой рот открылся так широко, что шарики Франкенберри скатываются по моему языку и падают на стол. Она действительно предложила ждать около школы весь день "на всякий случай"? Сисси рассказывала мне, что родители становятся излишне нервными в выпускном классе. Дрожь прошлась по моему позвоночнику. Моя мама плюс "излишняя нервозность" равняется невообразимому кошмару.

Я заставляю себя сделать несколько вдохов.

- Спасибо за предложение, - становится все труднее сохранять свой "спокойный голос". - Но не сегодня.

Вдруг воздух начинает потрескивать от энергии. Черная дыра семь футов высотой и четыре шириной появляется в центре кухни.

Из пустоты появляется упырь.           

Машу ему рукой.

- Привет, Уолкер, - строго говоря, его зовут УКР-7, но я называю его Уолкером сколько себя помню.

- Доброе утро, - кивает Уолкер своей лысой головой. Будь он на несколько дюймов выше, моментально бы пробил своей черепушкой потолок и это он еще невысокий, по упырьским меркам. Как Уолкер и другие живые мертвецы проживают свое бессмертие с таким сумасшедшим ростом - тайна.

Уолкер откидывает назад свой низко натянутый капюшон, показывая бледную, почти бесцветную кожу и сильно выступающие кости. На его голове все та же стрижка, что и в день смерти: короткий ежик с бакенбардами и никакой бороды. Из глубоких провалов глазниц на меня смотрят большие черные глаза.

Я широко улыбаюсь. Мне нравится, что рядом именно Уолкер. Большинство упырей одержимы правилами и адски раздражают. Но Уолкер? Он мастерски обходит всякие запреты, особенно когда дело доходит до протаскивания меня на Арену. Дружить с Уолкером - все равно, что иметь милого и немного коварного старшего брата, только без пульса.