Ангельский рожок

Вот и тогдашний граф Ш., торопясь копировать моду Государыни, пригласил из Страсбурга великолепнейшего ювелира. Звали его Жан-Луи Мобуссэ, и в Россию приехал он не один, а с маленькой дочерью, у которой за пазухой на длинном шнурочке висел кожаный мешочек, из тех, знаете, где лежат нехитрые гроши или что-нибудь незамысловатое, но сердцу бедняка дорогое. Ежли спрашивал кто из прислуги, девчушка отвечала, что хранит там пару серебряных колечек да гранатовую заколку для волос, память о маменьке. Но, любезный мой Аристарх Семёныч, хотите ли знать, что на самом деле хранилось в том мешочке? Великая редкость – цветные бриллианты! Вернее, цветные алмазы, которые её отец предполагал огранить, оправить и сделать бесценными. Бес-цен-ными! – повторил мой гость, подняв костлявый палец. – Ибо среди камней были два великолепных синих, два редчайших, чистейшей воды зелёных камня (возникающих за счёт примесей хрома), изумительно яркий голубой камень и, наконец, самый дорогой, самый, пожалуй, редкий – а возможно, единственный в мире – красный алмаз!

И знаете, что удивительно: девочка сама была необычайно талантлива.

Эта крошка уже лет семи от роду рисовала пером и чёрной тушью столь пленительные и сложные узоры, что оторопь брала. Отец использовал их в своей изысканной работе. Вся знать и царский двор в том числе наперегонки делали заказы мсье Мобуссэ. Да и граф был чрезвычайно доволен: для постоя он выделил чужеземным гостям прекрасные комнаты, и не во флигеле, как следовало по предварительному контракту, а прямо во дворце, где приглашены они были и столоваться с графом. Между ним и ювелиром было уговорено, что драгоценности, сделанные по его заказу, обойдутся графу чуть не в половину цены. Так оно и пошло.

Девочка росла, стала помогать отцу в работе, и порой то, что делала она, вовсе не уступало отцову мастерству. Напротив, многие заказчицы из числа дам высшего света утверждали, что вкус ювелира с годами становится более утончённым. Да, это была необычайно даровитая юная особа; элементы, которые она привносила в работу, – та микроскопическая золотая сетка, в глубине которой камень как бы рождался и нежно сиял – пленённой жемчужиной в глубине перламутровой раковины, – сообщали драгоценностям особое потаённое очарование… Её руки, – проговорил мой гость с внезапной горечью, – руки её, вот что было подлинной драгоценностью, досточтимый Аристарх Семёнович…