Ангельский рожок

Мой гость, похоже, слегка опечалился от собственного рассказа. Я же пребывал в неистовом натяжении всех своих внутренних жил и боялся, чтобы его рассказ был чем-то или кем-то прерван. Невольно поморщился, когда Роман, слуга, следуя моим предварительным распоряжениям, внёс на подносе початую бутылку французского бренди и два бокала. Молча, движением руки я велел ему поставить поднос на маленький столик между мной и моим гостем и отослал прочь. Сам поднялся и разлил «Cortel» по бокалам.

– Попробуйте-ка, дорогой Серафим Михайлович, этот бренди, очень приятный на вкус, мой сын выписывает из Франции…

И какое-то время наш разговор крутился вокруг напитков: мой гость оказался тонким ценителем крепких напитков, увлёкся, мы выпили ещё по бокалу… Видит Бог, сколько душевных сил, даже изворотливости мне понадобилось, чтобы ненатужно, избежав подозрений, воротить его к прерванному рассказу.

– Однако… – его рука потянулась к сигарному ящику. – Прекрасные сигары у вас, дорогой Аристарх Семёныч, крепчайшие, – проговорил он, выбирая, кружа над плотным рядом золотистых дорогих сигар, к которым и я, признаться, пристрастился в последние годы. Далее я наблюдал, как с поистине ювелирной точностью он её обрезал: вставил в отверстие гильотины, резким движением свёл ножи, – и шапочка сигары отлетела и укатилась под его кресло. Боже, боже, подумал я, так и голова преступника: легко слетает с плеч под ножом истинной гильотины. Однако беда пришла с неожиданной стороны… – Вы не находите, достопочтенный Аристарх Семёныч, что жизнь всегда умеет удивить нас и… ошарашить? – спросил мой гость, остро глянув в самое моё сердце – мне так показалось! Я молча понурил голову, не в силах вымолвить на это ни слова, а он продолжал: – Вышло так, что граф стал оказывать настойчивые знаки внимания мадемуазели Мобуссэ, и когда она вполне расцвела (а как нарочно, граф в то время потерял супругу), домогательства его стали нестерпимы. Дошло до того, что однажды, застав мадемуазель одну, граф позволил себе невероятную дерзость, так что бедняжка с трудом вырвалась из его цепких объятий и убежала в деревню, где отсиживалась у знакомой бабки несколько дней.