Ангельский рожок

Она вновь вспыхнула смуглым румянцем, резко поднялась: стройная женщина, довольно высокая, и одета со вкусом: серые свободные брюки, бледно-зелёный элегантный пиджак… Молча вышла; надо же, редкая женщина: не ответила на оскорбление. Крепкий орешек! «Ну ты и дурак же», – сказал себе доктор Бугров, и приступил к утреннему приёму.

– Ты новости слушал? – спросил Адам.

– Нет, а что?

Доктор Бугров стеснялся признаться, что в машине слушает только классическую музыку. После рабочего дня невозможно было впустить в себя ещё хотя бы миллиграмм этой чёрной копоти. Вспомнил, как в последнюю поездку к «Большому лунному кратеру» в Негеве средняя Лёвкина дочь, скандалистка, актриска и задрыга, закатила истерику именно по поводу непременного музыкального сопровождения в их путешествиях.

– Никогда, никогда нормальной музыки тут не услышишь! – кричала она. Когда принималась оттирать сестёр и качать права, её брови смешно задирались чуть не на середину лба и дыбом стояли, пока она не добивалась своего. За то и кличку получила: Брови-домиком. Её музыкальные предпочтения метались между тяжёлым роком и рэпом. Вспомнил, как, отревевшись (он не поддался на скандал и просто умолк, и молчал километров тридцать, заодно не отвечая на вопросы остальной, невиновной публики), она притихла там, на заднем сиденье, а потом вдруг порывисто подалась к его спине, постучала кулачком по плечу и буркнула:

– Ну ладно, Стаха, я дура, дура! Ругатели идут пешком. Ставь этого своего… Альбинони.

– Ну, ты даёшь! Новостей не слушаешь? А что слушаешь – футбол? Ещё одного судью хлопнули. Это уже третий за полгода, а?

– Да ты что?!

Новость его огорошила. За последние месяцы кто-то планомерно отстреливал судей. Аристарх был уверен, что искать надо среди бывших или настоящих заключённых.

– Заключённые по камерам сидят, – заметил начмед Безбога, когда, вторым по счёту, убили судью Верховного суда Меира Коэна.

– Кто-то сидит, а кто-то и гуляет, – пожал плечами доктор Бугров. – Они же у нас отпускники…

Он вышел в предбанник и молча смотрел бесконечно крутящийся кадр: оцепленный автомобиль судьи Михи Грина возле его дома в Герцлии, где он и был застрелен вчера вечером, возвратившись от матери.

Горячую новость передавали по всем каналам. В «обезьяннике», как обычно, орали, телевизор, как обычно, включён был на крайнюю громкость.

Потому он и не сразу услышал крики – где-то за пределами здания, во дворе.

Они накатывали издали, приближаясь, приближаясь… «Доктора! Доктора!»

– Что там? – он бросился к окну.

По их тюремному плацу бежал, вернее, торопливо и меленько перебирал ногами надзиратель из четвёртого блока Салман. Бежать он не мог, ибо тащил, обеими руками обхватив, кого-то, чья голова была накрыта пиджаком. «Доктора!!! Доктора!!! Помогите!!!» – вопил он, продолжая тащить странный прицеп. За ним семенил задыхающийся, грузный мужчина в одной рубашке, – видимо, пиджак-то на голове того, кого тащат…

Аристарх заметил серые брюки, понял, кто это, похолодел, ещё не зная – что там, под пиджаком.

– Открывай! – крикнул Нехемии и вылетел наружу. Грузный мужчина – видимо, переводчик – скулил от страха, а женщина молчала. Господи, да как она держится на ногах?! Он подбежал, подхватил её с другого бока, вдвоём с охранником подняли и втащили её внутрь. Переводчик трусил сзади, скуля: «Аида… Аида…» Пока несли её по коридору в кабинет, надзиратель, сцепив зубы и задыхаясь, скороговоркой рассказывал:

– Карамель варил на плитке… ждал её, ублюдок… Как вошла, плеснул в лицо… Хорошо, успела головой дёрнуть, глаза не задеты.

Уложили на кушетку, пиджак упал на пол…

– Смывать!!! Боря!!! – крикнул доктор. – Морфин, силверол! И много, много воды! Скорее!

Страшная смесь кипящего с маслом сахара прилипла к лицу – для кожи это равносильно взрыву. Боря притащил целый таз с водой, вкололи морфин, принялись смывать, промывать глаза – слава богу, хоть глаза не пострадали. Но с правой стороны лица кожа слезала слоями.