Ангельский рожок

Полубандитского вида разнузданный бугай Женька, как выяснилось позже, окончил МИФИ; перспективный молодой физик-ядерщик, он работал в «Курчатнике», подавал надежды – до самой перестройки. А там уже отечественную науку выжгло под корень: проекты закрывались, зарплаты не платили… Женька поездил челноком по ближним закраинам советских просторов, кого-то там избил, сам получил сотрясение мозга; отсидел год, вышел… и подался в книготорговый шалман «Олимпийского». А толстым стал после Чернобыля – побывал там в ликвидаторах, нахватался всякой дряни, от которой – сам говорил, усмехаясь и ничего не стесняясь, «челдан не стоит, но светится». А выглядел здоровяком с румянцем на обе сдобных щеки.

Главное же, оказался Евгений феноменально образованным человеком с почти фотографической памятью. Как он знал живопись, архитектуру, поэзию, музыку! Рядом с ним Надежда всегда чувствовала себя двоечницей. Бывало, идут мимо витрины с постерами картин, а он, с этой своей издевательской улыбочкой, принимается её экзаменовать. Она кипятится, огрызается, а деться-то некуда – он так и сыплет: Мунк, Пикассо, Дюффи, Боннар… «Тебя хорошо образовывать, – говорил. – Ты пытливая, Хламидка, любопытная», – и якобы поощрительно запускал лапу в её непослушную густую гриву. «Руки убрал!» – отскакивала она. Женька смеялся – с нежностью людоеда.

Марьяша, акционер и задушевный приятель, относился к «нашему распространителю Евгению» очень подозрительно, говорил, что тот неадекватен, что наверняка «вставляет марафет», и уверял, что нахлебаются они ещё с этим типом, ох, нахлебаются.

Умный Марьяша как в воду глядел.

Впервые Женя кинул их на десять кусков с виртуозной лёгкостью, с той же улыбочкой объяснив, что это не кидалово, а вклад в партнёрский общак за бандитский наезд: якобы явились тут на днях, страшные, требовали…

Поди разбери: кто там явился и что там у него требовали.

«Да какие мы с тобой «партнёры»?! – в ярости выкрикивала Надежда. – У меня честный бизнес! У меня – издательство! Я налоги плачу, зарплаты, аренду склада! А у тебя из всех расходов – Сёмка-грузчик да плата за точку!»

Несколько дней от этой непередаваемой подлости она ни есть, ни спать, ни дышать не могла. И деться некуда: к тому времени на Женьке висели огромные долги за её книги. Вот когда она осознала, насколько умно, расчётливо и выгодно для себя «физик-ядерщик» выстроил их сотрудничество, поняла, до какой степени она – его заложница. Разумеется, месяца три она вообще не отдавала ему своих книг, но от этого сильно страдало дело: торгашом-то Женька был гениальным. А если ты рыжая девушка без крыши, без надёжной спины, кто угодно может сожрать тебя с потрохами и не подавиться. Чтобы оставаться на плаву, надо либо своих бандитов иметь, либо укрыться под брюхом кита – большого издательства, рискуя в этом случае только одним: что кит, огромный, равнодушный, проглотит тебя и даже не заметит, выпустив фонтаном в безбрежное небо такого же равнодушного океана.

Надежда крутилась как волчок, а каждый день приносил свою новость – дикую, страшную или смешную.

Такими вестниками часто бывали поляки, её зарубежные партнёрушки, от которых она уже мечтала избавиться, подкапливая деньги, чтобы подстеречь счастливый момент и выкупить их акции.

Польские паны рассчитывали, что московский «Титан» станет гнать по тридцать переводных книг в месяц и в карманы к ним хлынет дождь золотой. Но Надежда упрямо и бесстрашно продолжала гнуть собственную книжную политику: искала новые талантливые имена, каждую книгу издавала как единственную в мире. Повторяла удачное определение Марьяши насчёт издательства-бутика. «Зато нас уже знают, – говорила, – уважают нашу позицию и наше качество».

К концу года разочарованные поляки пригорюнились и стали искать новые пути бизнеса в России.

Был там у них один творчески возбуждённый ум, извергавший самые нестандартные идеи: Богумила, секретарь и наверняка зазноба пана Ватробы (а иначе, полагала Надежда, её давно бы на фарш провернули за подобное творчество).

Однажды утром – Надежда только и успела, что Лёшика переодеть и отправить гулять с нянькой, только сварила свой вожделенный кофе, намолов благоуханную горстку в старой бронзовой мельничке, купленной у старика на Тишинском рынке, – раздался звонок: Богумила, чтоб ей!

К тому времени, намотавшись в Гданьск и досыта наобщавшись с партнёрами, Надежда нахваталась много польских слов и обиходных фраз и вполне сносно изъяснялась, а главное, понимала сказанное (что было непросто: Богумила, вестник и глашатай пана Ватробы, и картавила, и шепелявила).

– Морёный дуб! – объявила та с ходу. – Вот что нам нужно. У вас в России морёный дуб можно купить по дешёвке. А на Запад продать вдесятеро!

– Что-что?! – удивилась Надежда, решив, что она не поняла каких-то слов в специфическом выговоре Богумилы.

– Дуб. Морёный. Который в воде лежал сто лет. Крепкий, как камень. Стоит миллионы!

– А при чём тут… книги?

– Ни при чём. Но ты – наш представитель в России, правильно? Ты обязана выполнять наши поручения.