– Всё! – выкрикнула она и зарыдала, и отодвинула его, вкатывая чемоданище через порог. – Я ушла от них навсегда! Свари мне какао.
Она любила какао… Полюбуйтесь на это чудо лохматое: уверена, что сейчас полумёртвый после жуткой тюремной каторги «Стаха» станет варить ей какао. Дулюшки!
Само собой, немедленно принялся варить…
А она, рыдая и давясь слезами, мотаясь по кухне и припадая к его спине, как к дереву, бурно перечисляла обиды: что-то там ей мать запретила, а отец не реагирует, до него вообще не достучишься, а эти две мерзавки, так называемые «сестрички»…
Он поставил перед ней чашку, пошёл умыться и почистить зубы, ну и одеться по-человечески. Прыгая в штанине джинсов, краем глаза увидел её: стоя в дверях с чашкой какао в руке, она внимательно его разглядывала, будто собиралась прикупить полезную для хозяйства вещь.
– Это что за фокусы?! – рассердился он, застёгивая «молнию» на джинсах. Она подошла, жалобно проговорила:
– Стаха, я у тебя теперь буду жить, ладно?
– С какой это дури? – он нахмурился, натянул майку. – Допивай какао, иди домой и проси у мамы прощения. Готов быть парламентёром, сейчас ей позвоню…
– Нет! – крикнула она, сверкая заплаканными глазами. – Ты просто женишься на мне, вот и всё. Теперь я здесь, здесь! Я буду твоя жена!
Он расхохотался изумлённым смехом… Склонил голову, любуясь копной её расхристанных волос. У неё, единственной из трёх, волосы потемнели до золотисто-каштанового оттенка, и зелёные, в крапинку, глаза чудесно с ними контрастировали. А ещё она унаследовала Лёвкины ямочки на щеках и победную улыбку, перед которой травы стелились, не говоря уже о мальчиках.
– Знаешь, Толстопуз… – сказал он. – Когда рождалась твоя сестрица и папа повёз маму в роддом, мне выпало наказание – сидеть с тобой. Это было самое страшное приключение в моей жизни. Тебе был годик, и ты умудрилась трижды за час обделаться. Я был в ужасе, я мыл тебя под краном, боясь, что ты выскользнешь. А ты вопила, как резаная. У тебя была красная треугольная попа.
– Сейчас она не треугольная. Хочешь, покажу?
Он вздохнул, прошёл в прихожую и распахнул дверь.
– Пошла вон, – сказал. – Проваливай. Чемодан завезу ближе к вечеру.
Она с оскорблённым видом вышла на площадку и вызвала лифт. Он стоял в дверях, как всегда проверяя, что лифт пришёл пустым и девочка благополучно спустится вниз. «Бугров, – говорила её непоследовательная мать, – тебе просто нельзя иметь детей: ты и сам параноик, и ребёнка таким же вырастишь».
Приехал лифт.