Ангелы-хранители

И хотя Эйнштейн стал хромать, он избавился от татуировки в ухе – спасибо Джиму Кину. Теперь никто никогда в жизни не сможет доказать, что Эйнштейн некогда был подопытной собакой из «Банодайна», – и он по-прежнему при желании мог отлично изображать из себя «глупого пса».

Время от времени в ходе бурного празднования трехлетия маленького Джимми Минни смотрела на супруга и своих отпрысков с очаровательным недоумением, удивляясь их поведению и проделкам. И хотя ей никогда не удавалось до конца понять своих щенков, еще ни одна мать не получала и половины той любви, которую дарили Минни те, кому она дала жизнь. Она охраняла их, а они охраняли ее – ангелы-хранители друг друга.

И уже на закате этого хорошего дня, когда гости разъехались, маленький Джимми заснул в своей комнате, когда Минни со своими отпрысками уже устроились на ночь, Эйнштейн, Трэвис и Нора собрались в кладовке возле кухни.

Машины с педалями для извлечения фишек скребла больше не было. Ее заменил стоявший на полу компьютер IBM. Взяв в зубы стило, Эйнштейн принялся стучать по клавиатуре. На экране появилось сообщение:

ОНИ БЫСТРО РАСТУТ.

– Да, очень быстро, – сказала Нора. – Твои быстрее, чем наши.

ОДНАЖДЫ ОНИ БУДУТ ВЕЗДЕ.

– Однажды, в свое время, будет столько пометов, – произнес Трэвис, – что они распространятся по всему миру.

ТАК ДАЛЕКО ОТ МЕНЯ. ТАК ГРУСТНО.

– Да, очень грустно, – согласилась Нора. – Но рано или поздно все птенцы покидают родное гнездо.

А КОГДА МЕНЯ НЕ БУДЕТ?

– Что ты этим хочешь сказать? – спросил Трэвис, взъерошив псу шерсть.

ОНИ БУДУТ МЕНЯ ПОМНИТЬ?

– Ну конечно, мохнатая морда. – Опустившись на колени, Нора обняла Эйнштейна. – Пока существуют собаки и пока существуют люди, способные с ними гулять, они будут тебя помнить.

Послесловие Дина Кунца

Если мне повезет и я доживу до того преклонного возраста, когда мой гардероб будет состоять исключительно из банных халатов, растянутых спортивных костюмов, меховых тапочек и памперсов для взрослых, и если мне повезет продолжать писать романы на закате жизни, то читатели, вероятно, будут присылать мне письма, где, в сущности, говорится: «Мне нравится ваша новая книга, но история, которую вы написали еще в щенячьем возрасте, – „Ангелы-хранители“ – лучшая вещь из всего, созданного вами». Я приеду подписывать книги в сопровождении сиделки и санитара: к капельнице с жидкими начо будет прицеплена слуховая трубка, а сам я буду щеголять в богато расшитом спортивном костюме, ослепительнее, чем у Элвиса в Лас-Вегасе. И когда читатели поздороваются со мной и получат подписанный экземпляр моего последнего шедевра, они попросят меня написать продолжение «Ангелов-хранителей». Я улыбнусь, пообещаю подумать об этом и, стараясь не пускать слюни, объясню, что продолжение можно писать только тогда, если оно будет не хуже первой книги, а я в это не верю.

Долгие годы после выхода в свет истории Эйнштейна, созданного путем генной инженерии золотистого ретривера с невероятно развитым интеллектом, и его друзей я задавал себе вопрос: смогу ли когда-нибудь написать книгу, которая лично меня устроила бы не меньше, чем эта? Когда я работаю над романом, то терзаюсь тайными сомнениями, на которые затем накатывают волны уверенности, на смену отчаянию приходит радость, хотя темных полос обычно всегда больше, чем светлых. Однако «Ангелы-хранители» приносили мне исключительно радость. Желание писать хорошо не может осуществиться без тяжелой работы, и «Ангелы-хранители» потребовали от меня не меньше часов за компьютером и не меньше усилий, чем любая другая моя книга. Но в данном случае все эти усилия доставляли мне огромное удовольствие, ведь я знал, что ухватился за уникальную идею, особый материал, а образы моих главных героев отличаются большей глубиной и теплотой, чем в любой другой книге, которую я уже успел написать. В течение многих дней я пребывал в состоянии, которое в психологии называется «потоковым»: в психическом состоянии, когда человек выходит за рамки своих предельных возможностей, демонстрируя более высокую скорость, беглость и изящество. Нечто подобное имеют в виду спортсмены, когда говорят, что они в ударе.