Ангелы-хранители

И уже позже, поднявшись в свою спальню, Нора начала раздеваться и внезапно поняла, что ей не хочется снимать платье от Дайан Фрайс. Там, в ресторане, Норе не терпелось вылезти из этого маскарадного костюма, поскольку платье действительно смотрелось на ней маскарадным костюмом. Но теперь, оглянувшись назад, она ощущала теплое сияние сегодняшнего вечера, очарование которого хотелось продлить. В результате Нора, совсем как сентиментальная школьница, уснула в платье за пятьсот долларов.

Офис Гаррисона Дилворта отличался изысканной отделкой, призванной продемонстрировать респектабельность, стабильность, надежность. Красивые резные дубовые панели. Тяжелые темно-синие шторы на латунных карнизах. Полки уставлены книгами по юриспруденции в кожаных переплетах. Массивный дубовый письменный стол.

Сам адвокат представлял собой интересное сочетание между живым воплощением Чести и Достоинства и Санта-Клаусом. Высокий, довольно упитанный, с густыми серебристыми волосами, Гаррисон предпочитал костюмы-тройки и галстуки приглушенных цветов. На вид лет семидесяти с хвостиком, адвокат, уже достигнувший пенсионного возраста, активно продолжал вести свою практику. И хотя он уже давным-давно стал калифорнийцем, его глубокий, ровный голос культурного человека выдавал в нем выходца из высших слоев общества Восточного побережья, где он родился, вырос и получил образование. Но в его глазах определенно горел озорной огонек, а улыбка была живой, теплой и действительно похожей на улыбку Санта-Клауса.

Он не стал отгораживаться от посетителей письменным столом, но расположился вместе с Норой и Трэвисом в одном из удобных кресел вокруг кофейного столика с дорогой хрустальной вазой в центре.

– Я не знаю, что вы надеетесь от меня услышать. У вашей тети не было секретов. И никаких скелетов в шкафу, откровения о которых могли бы круто изменить вашу жизнь…

– Да, я все понимаю. Извините за беспокойство.

– Погоди, – остановил Нору Трэвис, – позволь мистеру Дилворту закончить.

Тем временем адвокат продолжил:

– Виолетта Девон была моей клиенткой, а адвокат обязан хранить секреты своих клиентов, даже после их смерти. По крайней мере, это мое мнение, хотя некоторые представители моей профессии не склонны вечно соблюдать подобные долговременные обязательства. Но поскольку я сейчас разговариваю с ближайшей родственницей Виолетты Девон и ее наследницей, полагаю, мне не стоит что-либо от вас утаивать, разве что совсем немного, если, конечно, у вашей тети вообще было что скрывать. Но я определенно не вижу моральных препятствий честно высказать свое мнение о вашей покойной тетушке. Даже адвокатам, священникам и врачам позволено иметь свое суждение о людях. – Он сделал глубокий вдох и нахмурился. – Мне она никогда не нравилась. Я считал ее ограниченной, эгоцентричной женщиной и, скажем так, психически не совсем устойчивой. И ее методы воспитания вас, Нора, на мой взгляд, были преступными. Нет, не настолько негуманными с точки зрения закона, чтобы привлечь внимание властей, и тем не менее преступными. И крайне жестокими.

Сколько Нора себя помнила, все ее жизненно важные органы и артерии были затянуты тугим узлом, что держало девушку в постоянном напряжении, препятствуя току крови, заставляя жить с зажатыми в кулаке чувствами и преодолевать невзгоды, словно машина, которой не хватает мощности. Слова Гаррисона Дилворта неожиданно разрубили этот порочный узел, и впервые за долгое время Нора почувствовала, как ее омывает полноводный поток жизни.

Нора понимала, что сделала с ней Виолетта Девон, но одного лишь понимания было явно недостаточно, чтобы нивелировать последствия деспотичного воспитания. Норе нужно было услышать слова осуждения в адрес Виолетты Девон из уст постороннего человека. Трэвис уже обвинил Виолетту, отчего у Норы на душе стало чуть-чуть легче. Впрочем, Трэвис не был знаком с тетей Виолеттой, а потому его мнение не могло считаться вполне обоснованным. Но поскольку Гаррисон Дилворт был хорошим знакомым Виолетты Девон, его авторитетное суждение помогло Норе освободиться от психологической зависимости.

Нору трясло как в лихорадке, по щекам текли слезы. Однако она не замечала их, пока Трэвис в знак утешения не положил ей руку на плечо. Нора принялась судорожно шарить в сумочке в поисках носового платка.

– Простите, – пролепетала она.

– Моя дорогая, – сказал Гаррисон, – не стоит извиняться за то, что вам удалось пробить железную оболочку, окружавшую вас всю вашу жизнь. Впервые за все время нашего знакомства вы смогли преодолеть застенчивость и дать волю эмоциям. Мне, как вашему адвокату, весьма приятно это видеть. – Повернувшись к Трэвису, чтобы дать Норе вытереть слезы, адвокат спросил: – Что еще вы надеялись от меня услышать?

– Есть некоторые вещи, которых Нора не знает, но непременно должна узнать. Поэтому я очень надеюсь, что вы нас просветите. Полагаю, это не нарушит ваших строгих установок относительно конфиденциальности.

– Что именно вас интересует?