– Ну… я хочу сказать, что, если мы способны делать такие потрясающие вещи, если мы способны подарить миру чудо, выходит, мы еще на что-то годимся, и пусть пессимисты и мизантропы твердят обратное. И раз уж мы на такое способны, значит у нас есть могущество и, вероятно, Божественная мудрость. Мы не только создатели оружия, но и создатели жизни. Если бы мы смогли поднять представителей других видов на наш уровень, создав себе расу друзей, чтобы разделить с ними мир… наши верования и философские убеждения навсегда изменились бы. Самим фактом трансформации ретривера мы, таким образом, трансформировали себя. Поднимая собаку на новый уровень самосознания, мы неизбежно повышаем наше собственное самосознание.
– Господи, Лем, ты говоришь совсем как священник.
– Разве? Это потому, что у меня было больше времени для размышлений, чем у тебя. Со временем ты поймешь, о чем я толкую. Ты тоже это почувствуешь: невероятное ощущение того, что человечество уже на пути к Божественному началу. И мы имеем на это полное право.
Уолт Гейнс сидел, глядя на запотевшее ветровое стекло, словно пытаясь разглядеть некое откровение в потеках конденсата.
– Может, ты в чем-то и прав, – наконец произнес он. – Может, мы и впрямь стоим на пороге нового мира. Но сейчас нам приходится жить в нашем старом мире и приспосабливаться к тому, что есть. Итак, если моего помощника убила не собака, тогда кто?
– В ту ночь, когда ретривер вырвался из «Банодайна», оттуда сбежал кое-кто еще. – При мысли о необходимости признать, что у проекта «Франциск» была и темная сторона, Лем почувствовал, что его эйфория бесследно испарилась. – Они назвали его Аутсайдером.
5
Нора взяла журнал с рекламой автомобиля, где автомобиль в железной клетке сравнивался с тигром:
– Ну ладно, давай-ка посмотрим, какие еще моменты ты нам сможешь прояснить. А как насчет этого? Что тебя здесь заинтересовало? Машина?
Эйнштейн гавкнул один раз.
– Тогда тигр? – спросил Трэвис.
Гав.
– Клетка? – спросила Нора.
Эйнштейн завилял хвостом.
– Ты выбрал эту картинку, потому что они держали тебя в клетке? – спросила Нора.
Трэвис, опустившись на четвереньки, нашел на полу фото одинокого узника в тюремной камере, после чего показал фото ретриверу:
– А это ты выбрал, потому что камера похожа на клетку?
– А еще потому, что заключенный на картинке напомнил тебе, каково было сидеть в клетке?
– Скрипка, – сказала Нора. – Кто-то в лаборатории играл тебе на скрипке?
– Интересно, а зачем им это было нужно? – удивился Трэвис.
На этот вопрос собака не могла ответить простыми «да» или «нет».
– Тебе нравилась скрипка? – спросила Нора.
– А ты в принципе любишь музыку?
– Тебе нравится джаз?
Пес ни залаял, ни завилял хвостом.
– Он не знает, что такое джаз, – заметил Трэвис. – Думаю, с джазовой музыкой его не знакомили.
– А рок-н-ролл тебе нравится? – спросила Нора.
Ретривер гавкнул один раз и завилял хвостом.
– Ну и что это должно значить? – удивилась Нора.
– Вероятно, и «да», и «нет», – сказал Трэвис. – Ему нравится рок-н-ролл, но не весь.
Эйнштейн завилял хвостом, подтверждая слова Трэвиса.
– Классический? – спросила Нора.
– Выходит, наша собака самый настоящий сноб, а? – улыбнулся Трэвис.
Нора восторженно рассмеялась, и Трэвис тоже, а Эйнштейн принялся счастливо их облизывать, тычась мокрым кожаным носом.
Трэвис оглянулся в поисках другой картинки и увидел фото человека на «беговой дорожке»:
– Полагаю, тебя не выпускали из лаборатории. И все же им нужно было, чтобы ты оставался в форме. Значит, они именно так тебя тренировали?
Осознание, что они совершили открытие, опьяняло. Даже если бы Трэвису пришлось общаться с инопланетянами, вероятно, он и тогда не был бы так потрясен и взволнован.
6
Я падаю в кроличью нору, думал Уолт Гейнс, слушая Лема Джонсона.
Этот новый высокотехнологичный мир космических полетов, компьютеров в каждом доме, спутниковых телефонов, промышленных роботов и теперь биологической инженерии, казалось, никак не связан с тем миром, где родился и рос Уолт. Ради всего святого, во время Второй мировой войны он был еще ребенком, а тогда даже еще не существовало реактивных самолетов. Уолт был родом из незатейливого мира похожих на корабли «крайслеров» с хвостовым оперением, дисковых, а не кнопочных телефонов, часов со стрелками, а не электронных. Когда родился Уолт, о телевидении никто и понятия не имел; в бытность Уолта никому даже в голову не приходило предсказывать ядерный Армагеддон. У Уолта возникло странное чувство, будто он переступил через невидимый барьер между своим миром и стремительно развивающейся другой реальностью. Это новое царство высоких технологий могло быть прекрасным или пугающим, а иногда – и тем и другим одновременно.
Совсем как сейчас.
Сама идея существования собаки с удивительным интеллектом пробуждала в Уолте ребенка, невольно вызывая улыбку.
Но из лаборатории сбежало еще одно существо – Аутсайдер, до дрожи пугавшее Уолта.