Ангелы Монмартра

Селена дрожала. Огонек в ее глазах погас.

– Ты никогда не бывал в цирке ночью. И не знаешь, что значит постоянно слышать странные шорохи и скрипы, неизвестно чье бормотание, которое раздается совсем рядом с твоей комнатой – тесной гримерной, переделанной под детскую спаленку. Как ты думаешь, голос какого существа самый жуткий? Нет, это не львиный рык, не рокот леопардовой глотки. Представь, это ночной вопль павлина. Он заставляет цепенеть… Я часто просилась на ночь к маме. Она жила за стенкой, в соседней гримерной. Но мама отказывала, воспитывала во мне смелость. У нее была изрядная примесь крови испанских цыган. Значит, и я отчасти гитана. Мама стала укротительницей. Думаю, это всё объясняет… И, в конце концов, пытка постоянным страхом закалила мои нервы.

– А кем был отец?

Селена засопела и отвернулась.

– Цирковой борец, сильный и красивый. Отец очень любил нас, потому и погиб… Хорошо, слушай. Я не стану подбирать мягкие выражения.

– Говори как есть. Я пойму.

В памяти девушки роились лица мужчин – даже не поклонников, а просто богатых юношей, считавших себя вправе заходить без стука и валить ее на хлипкую гостиничную койку. Она отбивалась со звериным остервенением, но молчала: за стенкой в ломких от засохшей крови бинтах лежала умирающая мать, последний родной человек на этом свете… Селена понимала, что от этой беды нет избавления, что ее собственная красота становится самым беспощадным врагом.

Тогда иного выхода не было. Она обратилась за помощью к Тульсу Ганке, старому фокуснику, который виртуозно владел не только волшебством превращения валета пик в бубнового туза, но и острыми десятидюймовыми клинками на костяных рукоятях. Ганке и отец Селены были друзьями. Поэтому седой фокусник не стал долго размышлять и назначил Селене репетиции якобы для подготовки совместного номера.

И ножи полетели в мишень, расплескивая через край отчаянную злобу и ненависть…

Глава 3. Звездная труппа Краузе – Маджифлори

– Нас, циркачек, окружают поклонники, далеко не всегда джентльмены. Наши собратья по манежу смотрят на это сквозь пальцы. Будучи людьми бесправными, они ничего не могли бы поделать и тихо переживали позор собственной трусости. Этим пользовались многие негодяи. Хуже всего приходилось артисткам, у которых не было родственников. Беззащитность – лучшая приманка для искателей легкой добычи. Моих отца и мать правильно опасались. Конечно, кто бы захотел связываться с силачом и сумасшедшей, которая входит в клетку со львами! Потеряв родителей, я испытала многое, о чем тебе лучше не знать. Анж, я ведь не ангел и вынуждена бежать от своего прошлого.

Думаю, для тебя не будет открытием, что в замкнутом цирковом мирке существует великий движитель низменных поступков – зависть. Она стала вечной игрой на манеже и вне его. Жестокость, с которой устраняют соперников, бывает необычайно изобретательной, дикой и бесчеловечной. Это сродни людоедству. Мои родители стали несчастной данью Игре. Они не догадывались, что приговорены. Искусство потребовало кровавую жертву и получило ее сполна. Я говорила, что отец был очень красив, силен и добродушен, насколько могут быть добродушными большие и сильные люди. Я помню, как он выходил на манеж в полосатом гимнастическом трико и под барабанную дробь бросал вызов залу. Меня всегда интересовало, каково это – всегда побеждать? Лишь раз на моей памяти отец потерпел поражение, и оно оказалось роковым.

Когда в небольшой город въезжают две цирковые труппы, у них два выхода: либо война, либо ряд совместных выступлений, в которых взаимные подлости в худшем случае сводятся к мелким склокам.

Это случилось шесть лет назад во время гастролей в Бремене. Мы столкнулись с труппой Отто Краузе, которая славилась конными эквилибристами. Тогда к нам в качестве парламентера прибыл сам герр Краузе. Наш директор встретил его приветливо, за прекрасно накрытым столом. В результате появились новые афиши: «Всемирноизвестные цирки Краузе и Маджифлори! Всего один вечер под сиянием звезд манежа!» Никто не подозревал, каким адом закончится этот кратковременный союз.