Теперь она взяла за привычку постоянно торчать на маминых репетициях, донимая ее ненужными советами и замечаниями. Первое время мама относилась к ней, как к пустому месту. Но прима начала откровенно издеваться. Конечно, беспричинный смех раздражает, но человек с крепкой психикой спокойно выдержит и это. Но только человек. Дело в том, что смех у Краузе был пронзительный, прерывистый, истеричный, с подвизгиваниями – так кричат обезьяны. Слыша эти звуки, наши хищники начинали нервничать и огрызаться. Прима заметила их волнение, и с той минуты маме стало невыносимо трудно работать.
– Вы неправильно держите хлыст, моя дорогая! – Прима заливалась счастливым кудахтаньем из первого ряда. – Полегче, взмах короче! Ведь вы же не собираетесь пороть зверей? Ваше сложение покрепче, нежели у балерины, а потому при резких движениях могут разойтись швы на униформе. Это был бы неприятный конфуз. Благородное зрелище так легко превратить в клоунаду, не забывайте об этом!
Она умолкла лишь когда мама подошла к решетке и сквозь прутья посмотрела ей в глаза.
– Сейчас мы в неравном положении. Я работаю, вы бездельничаете. Если вас не затруднит, зайдите в клетку: из-за рычания мне не слышны ваши пожелания.
– Охотно, однако эти звери меня не знают, – Краузе обрадовалась ответному выпаду соперницы. – Если вам хочется перенять по-настоящему полезный опыт, дайте своим красавцам отдохнуть и выходите сами.
Мама пожала плечами и свернула хлыст.
– Будет лучше, если я продолжу спокойно работать. В противном случае вы будете напоминать хищникам павиана не только голосом, но и расцветкой задницы.
Это был вызов. Краузе побледнела и перестала захлебываться картонным смехом.
– Дайте хлыст, я накажу выскочку!
– Так же, как вы воспитываете подчиненных мужа? Уверена, вам это дается легче, нежели работа с настоящими хищниками.
Мама отправила животных в узкий зарешеченный проход и опустила заслонку.
– Теперь вам ничего не мешает? Тогда поспешите. Эй, кто-нибудь, принесите шамбарьеры!
Свидетели ссоры поняли, что сейчас произойдет любопытное. Весть разлетелась по цирку, зал наполнился зеваками из обеих трупп. Папы среди присутствующих не было, и я со всех ног бросилась его искать. Мы вернулись, когда поединок был в разгаре.
Слой свежих опилок на арене был застелен прочной алой тканью. Обе дрессировщицы босиком кружили по покрытию – сдерживали друг друга на безопасном расстоянии. Окружающие с нескрываемым восхищением смотрели на них, двух настоящих профессионалок, зловеще спокойных и уверенных. Длинная блондинка Краузе и невысокая смуглая мама, обе в кожаных жилетах, коротких узких брюках со шнуровкой ниже колена, с длинными бичами-шамбарьерами – серьезным оружием для тех, кто умеет ими владеть…
Я просила папу прекратить это, но он обнял меня и успокаивающе подмигнул – мол, наши не дадут себя в обиду.
Я едва не пропустила момент, когда две черные змеи одновременно взвились в воздух. Краузе успела чуть раньше. Мама упала на бок, ее левую щеку пересекла красная полоса.
Отцу пришлось удерживать меня силой.
Пока мама поднималась, Краузе ловко отбарабанила чечетку, вызвав овацию и восторженные крики. Она отвлеклась, и всё мгновенно изменилось. Раздался короткий свист, бичи сплелись концами, и в воздухе мелькнула уже одна змея, единственная, но ставшая вдвое длиннее. Теперь в руках у мамы оказалось оружие противника, и она с молчаливой яростью стала надвигаться на Краузе. Та сначала пятилась, но потом, когда у самых ее ушей одновременно запели две хлесткие струны, бросилась бежать по кругу. Мама стояла в центре арены и щелкала концами хлыстов в опасной близости от ног соперницы.
– Алле! – и новый звонкий хлопок.
Под улюлюканье зевак Краузе начала подпрыгивать. Мама не стала долго наслаждаться бессилием противницы и кинула ей бич.
– Если желаете, можем продолжить.
Краузе поймала шамбарьер на лету, и через мгновение он оплелся вокруг маминой талии. Тут же встречная черная молния захлестнула шею примы. Насмешница, задыхаясь, рухнула на колени. Мама коротко дернула бич, и Краузе упала лицом вниз.
– Это первый и последний урок. Вывод сделаете сами.
Раздался гром аплодисментов. Лицо примы стало пунцовым. Она неловко поднялась и начала распутывать свою удавку. Мама ловко перемахнула через ограду и подошла к нам.
– Женщина должна уметь защищаться, – сказала она мне, а потом обратилась к отцу: – Мы не вечны. Следует подумать о Селене. Поговорим об этом после воскресного выступления.
Что она имела в виду, я так никогда и не узнала.
В воскресенье мы украсили наш цирк множеством цветов и радужных флагов. Зал был переполнен, многие сидели в проходах. И мы, и зрители с волнением ждали выступления. Играла прекрасная музыка – оркестр герра Краузе был гораздо лучше нашего.
Но праздник обходил меня стороной. Я не могла забыть предательский поцелуй в темной реквизиторской. Даже не грело воспоминание о маминой победе.