Ангелы на кончике иглы

Организация окончания речи вождя была самой сложной и ответственной задачей. Требовалось особое мастерство, чтобы поднять весь многотысячный зал единым порывом восторга. Ведь начальник не подавал сигнал, когда аплодисментам пора вдруг перейти в бурную овацию и когда во время овации всему залу встать. Поэтому на специальных тренировках участники группы, начав аплодировать, отсчитывали в уме двадцать секунд (два хлопка в секунду) и переходили к бурным аплодисментам (четыре хлопка в секунду), вовлекая зал. Затем ими отсчитывалось еще ровно двадцать секунд, и начиналась овация, во время которой раздавались как бы случайные, разрозненные крики «Ура!», «Слава!». Наконец, еще через двадцать секунд (восемьдесят хлопков) все сотрудники группы скандирования поднимались с мест, продолжая бурно аплодировать, но теперь — над головой. Одновременно они жестами приглашали встать соседей и кричали выученные заранее здравицы в честь вождя. Это был апофеоз, после которого сотрудникам оставались только рутинные мероприятия по слежке за сидящими вокруг.

Работал Владимир Кузьмич добросовестно, но вечерами у него теперь оставалось время. Он решил сделаться следователем, и после второго курса юридического факультета был переведен в группу борьбы с нарушениями советской морали. Работа в группе была разнообразной. Сотрудники группы дежурили возле церквей в праздники и, отводя в сторону, били молодых людей, пытающихся войти в церковь. В парадных избивали евреев, желающих поехать в Израиль. По указаниям смежного отдела поджидали студентов, вынимали из портфелей Самиздат и били кастетами. Но били без увечий, поскольку это были меры чисто воспитательного характера.

Потом была работа в группе заполнителей. Заполнители заранее занимали все места на открытых политических процессах. Каждый желающий мог в принципе тоже попасть в зал судебного заседания, но мест не было. Если же кого-то требовалось впустить, один из заполнителей как бы случайно поднимался и уходил, освобождая ровно одно место. Утерину пришлось заполнять залы, когда перед студентами выступали американский сенатор и член Политбюро итальянской компартии, которые могли сказать не совсем то, что нужно; он заполнял зал Библиотеки иностранной литературы, когда там выступал социолог из ФРГ, залы выставок иностранной живописи, а также заполнял с плакатами улицы перед посольствами вместе с группой скандирования, а если требовалось бить стекла, то и с группой борьбы с нарушениями советской морали, выражая гнев и возмущение советского народа.

Настал день, когда Утерин доложил начальству о том, что он окончил университет и его образование может считаться законченным высшим. Он был произведен из младшего лейтенанта госбезопасности в капитана милиции и назначен на должность старшего инспектора МУРа.

С Петровки Владимир Кузьмич и сейчас частенько ходит домой пешком до метро, замедляя шаг возле Лубянки. Топтуны, прогуливающиеся вдоль здания, делают вид, что они просто прохожие. А прохожие делают вид, что об этом не догадываются. Утерин идет медленно, подмигивая каждому из бывших своих коллег.

— Как дела, Володя? Сколько платят?

— Дела идут, контора пишет, — тихо отвечает Утерин, делая вид, что разглядывает бронзового Дзержинского.

— А ты все топчешься?

— Да вот, понимаешь, никак не переведут в группу скандирования.

— Понятно! Ну, будь!

И Владимир идет дальше. А топтун очаянно трет уши и вдруг, чтобы согреться, бросается к мальчику из провинции, который сфотографировал памятник Дзержинскому.

— Здесь фотографировать запрещено! — сурово выговаривает он, отбирает фотоаппарат и засвечивает пленку.

37. НАДО ИСКАТЬ КАНАЛЫ

Около получаса Зинаида Андреевна ждала в бюро пропусков, пока ее позвали к окошечку и вернули паспорт с вложенным в него листочком бумаги. Сердце у нее колотилось, и мысли сновали в беспорядке. Но она старалась не позволить себе расслабиться и думала о том, как подать новость Игорю Ивановичу и можно ли ему вообще при нынешнем его состоянии услышать такое.

Макарцев не раз упрекал ее в том, что она живет, как у Христа за пазухой. Умру — как будешь справляться? Она смеялась и отвечала ему, что надо будет — научится, а вообще она уверена, что он с его энергией переживет ее и еще женится. Конечно, ей не хотелось бы этого, но сие не в ее власти: все мужчины одинаковы. Вот и представился Зинаиде случай доказать, что самостоятельной она быть умеет. Лучше бы только не было этой необходимости. За что прогневался Бог? Она вспомнила Бога механически, в связи с навалившейся бедой. В остальное время он был ей не нужен.