Ангелы на кончике иглы

Визу продлили. Утерина вызвали на новое совещание: этот чертов господин Зигмаринген будет их мучить еще две недели!

— Удвойте бдительность! — предупредил полковник. — Не исключено, что он, как матерый волк, путает следы, усыпляет нашу бдительность, а в конце попытается что-либо натворить. Тщательное изучение содержимого его чемоданов, к сожалению, не дало никаких результатов. Вся надежда на вас!

Получив объект от своего коллеги, 43-85 смотрел за ним во все глаза. К счастью, гость не имел манеры оглядываться, хотя и ходил, глазея по сторонам. Иногда он бегал, хватая под руку переводчицу, так что Утерину и его коллегам удавалось перевести дух лишь в машинах.

Уехал Зигмаринген не по графику, а на день раньше, внезапно поменяв билет на ночной рейс и подняв с постелей топтунов. У трапа гость поцеловал в губы переводчицу 21-14 и вручил ей в подарок сто долларов, которые она после сдала под квитанцию в бухгалтерию «Интуриста».

— Теперь все ясно! — резюмировал седой начальник. — Зигмаринген постарел и решил порвать с преступной жизнью. У нас в стране он отдыхал. Мы хорошо поработали, товарищи, сделали все, что могли!

Однако спустя две недели наша разведка переправила домой из Израиля копию сообщения об иллюстрированном отчете, разосланном Зигмарингеном разведкам всех стран, дружественных ФРГ. Изучая советское искусство, гость сфотографировал большую часть сотрудников службы внешнего наблюдения, чтобы они были известны заинтересованным сторонам.

В течение месяца коллег Утерина пересортировывали и раскидывали. И его вызвали на собеседование.

— Как у вас с дикцией? — спросил один из членов комиссии. — Стихи в школе учили?

— Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя, — продекламировал бывший номер 43-85.

— Для начала неплохо! Остальное дотянем!

Утерина перевели в группу скандирования, и тут ему сразу понравилось. Работающие в группе лучше одевались, всегда ходили в белоснежных рубашках и при галстуках, некоторые даже с платочками в нагрудных карманах. Начальник группы скандирования представил им Прова Царского, народного артиста СССР, секретаря партийной организации Малого театра, на которого возложили почетную общественную нагрузку подготовить пополнение к работе. Царский всю жизнь играл Чацкого, но в остальной жизни был со всем согласен. Он начал с дикции, заставил Утерина раз двадцать повторить скороговорки «Ехал Грека через реку» и «Карл у Клары украл кораллы». Затем подошел к пианино и взял аккорд.

— Ну, а теперь красиво и раскатисто споем: «Слава коммунистической партии!»

Утерин крикнул. Царский поморщился.

— Потише, голубчик! Слава — интонация вверх — Коммунистической партии — интонация вниз. И больше чувств, искренности, страсти! Вот послушайте…

Он прожурчал своим бархатным профессиональным голосом. Интонация ушла вверх, повисела там немного и торжественно опустилась. Далеко было бывшим топтунам до народного артиста.

— Понятно? — спросил Царский, счастливый своим талантом. — Давайте-ка хором, друзья: «Да здравствует — интонация вверх, пауза — наше родное — маленькая пауза — советское — пауза еще меньше — прави-тель-ство-о-о!»

Пианино подтвердило правильность этой мысли величественным мажорным аккордом.

— Не басите, не басите! Нежнее, задушевнее! Так, чтобы всем, сидящим вокруг вас в зале, захотелось повторить вместе с вами. Ну, давайте, — артист заглянул в бумажку, — «Слава могучему авангарду нашей партии, ее ленинскому — и раскатисто, как эхо, — По-лит-бю-ю-юро-о-о-о!»

После уроков актерское мастерство Утерина продвинулось. Но и старый опыт не пропал. На съездах и партийных конференциях членов группы скандирования равномерно распределяли по залу с таким расчетом, чтобы каждый сотрудник отвечал за определенную группу депутатов или делегатов. Владимир наблюдал за движением рук закрепленных за ним зрителей. Локтем он мог незаметно определить содержимое кармана проходящего мимо человека, надавить бедром на портфель, выясняя твердость и вес лежащего в нем предмета.

Тексты для скандирования сотрудникам выдавали заранее, отметив галочками, после каких слов в докладе какую здравицу произносить, когда аплодировать, когда аплодировать бурно, после какого абзаца долго не смолкать, а когда вставать и устраивать овацию. В обязанности входило также вовлекать окружающих в аплодисменты и крики «ура!» Делалось это так. Когда приближались слова, после которых должны были следовать аплодисменты, Утерин поворачивался к своим соседям справа и слева и, восторженно улыбаясь, говорил:

— Здорово сказано, правда? Гениально! Давайте похлопаем!..

Тут как раз докладчик прерывался (у него в тексте тоже стояла галочка), и Утерин мгновенно принимался хлопать, вовлекая сидящих вокруг личным примером. И разницу между теми, кто аплодирует от избытка чувств, кто из вежливости, а у кого такая работа, установить было невозможно.