Ангелы на кончике иглы

Она укусила его в плечо, но Ивлев даже не прореагировал. Он опустился на колени, нащупал молнию на юбке и открыл ее. Мокрая юбка, отяжелев, рухнула вниз. Надя попыталась ударить его коленом в челюсть, рвала ему волосы, но боли он не чувствовал. Он приник к ней лицом. Надя перестала драться и держала его за волосы. Глаза у нее остановились. Она глотнула и почувствовала, что ее собственное тело ей больше не принадлежит. Он стал хозяином этого тела, а не она. Кусая губы, чтобы не закричать, она глотала воду, текущую в рот.

— Все! — вдруг хрипло сказала она, будто обрадовалась освобождению.

Тело ее снова стало независимым и принадлежало ей одной. И чтобы окончательно вернуться на землю, она закрыла кран с горячей водой. Полилась ледяная. Как ошпаренный, Ивлев рванулся в сторону. Надя с трудом стянула остатки одежды, стала развешивать на батарее. Вячеслав ушел одеваться и вернулся.

— Сосед пришел, — шепотом сообщил он. — Одетый спит. Вроде пьян…

— Что же делать?

— Не обращай внимания!

— Дай твою рубашку. Все мое мокрое.

Не зажигая света, они забрались под одеяло. Надя то и дело оглядывалась на кровать в противоположном углу, где похрапывал человек.

— Он кто?

— Инженер, говорит. Вроде ничего парень…

— У тебя все ничего, спецкор ты мой! Господи! Если бы ты знал, какое счастье спиной тебя чувствовать! У меня главный орган — спина. Когда вода за шиворот потекла, думала, сознание потеряю — так было хорошо.

— Выходит, я не при чем?

Сироткина повернулась к нему, закрыла ладонью рот.

— Знаешь, я думала, после того что было в кабинете у Макарцева, все пройдет, а мне нравится. Я женщина, скажи?

— Уже почти!

— Что же будет, когда я стану настоящей женщиной? Я с ума сойду от счастья!

— Выдумываешь ты все!

— Конечно! — охотно согласилась Сироткина. — Скажи, а почему ты со мной матом не ругаешься? Ты мужчина, это твой основной язык.

Утром разбудил их сосед. Он фырчал и плевался, умываясь. Потом вернулся в нижнем белье и стал одеваться.

— Извини, старина! Видишь, как получилось, — зевнув, сказал Ивлев.

— Бывает, чего там!

Надя предпочла сделать вид, что еще спит. Сосед понизил голос до шепота.

— Ну а баба-то как? В порядке?

— Что к чему, разбирается, — похвалил Ивлев.

Осторожно проведя руку под одеялом вниз, Надя так сжала ему это самое «разбирается», что Ивлев ойкнул.

— Ты чего? — спросил парень.

— Язык прикусил, — ответил Вячеслав.

Надежда хихикнула.

— Девушка, а у вас подруги нет?

— Есть, — охотно ответила Надя, приподняв голову из-под одеяла. — Но она с убеждениями.

— С какими, если не секрет?

— Не секрет, наоборот: сперва — в ЗАГС.

— Не подойдет, — сказал парень. — Ну, я ушел. До вечера!

— Счастливо поработать, — Слава помахал ему рукой.

— И тебе того же!

Надя вылезла из-под одеяла и слонялась голая по комнате.

— Скажи, а ты меня не ревнуешь к Саше Какабадзе?

— Нет!

— Почему? — она обиделась. — Я, между прочим, с ним в театр ходила…

— На здоровье!

— Ты странный! Ну хоть бы сделал вид, что ревнуешь…

Она подошла к окну, отодвинула штору, открыла ивлевский блокнот и стала пролистывать.

— Слушай, а почему тут, в Новосибирске, люди такие злые?

— А в Москве добрее?

Она стала читать из блокнота вслух:

«Для меня журналист есть высший идеал человека и благороднейшее существо… Впрочем, если обстоятельства заставят отправиться в места отдаленнейшие и бросить журналистику, то тут и плакать нечего…» Кто это сказал? Ты?

— Писарев.

— Но ведь бесполезно, Славик! Твой Писарев боролся сто лет назад, и что изменилось?

— А ты? Ты чего хочешь?

— Я? Я хочу, чтобы мне было хорошо и тебе. Что будет после — не все ли равно?

— Мне — нет.

— Господи, ребенок!.. Тому, кто понимает, что ты можешь объяснить? А кто нет — тому плевать. На тебя влияет Рап!

— Влияет! И я ему благодарен.

— Я тоже. Но будь осторожен…

Глядя на нее, он механически брился.

— Я улечу, улечу, не бойся!

Она собрала высохшую, но мятую и сморщенную свою одежду и, чтобы не являться пред очи Ивлева в таком виде, натянув все на себя, сразу надела шубу.

— В редакцию и к концу дня не доберусь — будет прогул… Да, чуть не забыла. Я ведь прилетела посоветоваться. Сын Макарцева сбил двоих насмерть.

— Ух ты! — Ивлев выключил бритву, и стало тихо. — Теперь ему будет, если не вытащат…

— А мне? С ним пила я…

Слава уставился на нее, по-бычьи выпятив глаза. Хотел еще что-то спросить, но не спросил, и Надя оценила его благородство.

— Наверно, это я виновата.

— Дуреха! Ты-то при чем?

— Они уже знают. У него нашли мой телефон на пачке сигарет. Скажу, что я его споила.

— И не вздумай трепаться!

Резко повернувшись, Надежда пошла. Возле двери она обернулась и указала пальцем на кровать соседа.

— Ночью, когда у нас спало одеяло, он нахально глазел на меня, я видела. Вызови его на дуэль!

— У тебя есть на что глазеть.

— Комплимент на его уровне. Прощай!

39. ЧАС ЯГУБОВА

— Товарища Кашина можно к телефону? Валь, ты? Голос что ль изменился?

— Кто это?

— Своих не признаешь? Утерин.

— Володя! Сколько лет, сколько зим!

— Я, Валя, посоветоваться, как к другу…

— Для тебя — все!..

— Тогда слушай. Макарцев Игорь Иванович — есть у вас такой?

— Не знаешь?!