Ангелы на кончике иглы

— Как не знать? Жена его говорила: «Вы знаете, кто мой муж?!»

— А в чем дело-то?

— Дело?.. Да сынок их у меня подследственный. Что молчишь? Вот и звоню тебе по дружбе. С одной стороны, чтобы тебя подготовить, а с другой — чтобы самому не вляпаться. Зачем мне лезть на рожон? У тебя свое начальство, у меня — свое. Но есть ведь еще и общее, так? А куда оно повернет — к нашему или к вашему?

— Трудный вопрос, Утерин. Надо обмозговать… Я думаю, нужно прежде всего своему подчиняться. А сверху твое начальство поправят, если надо. Тогда ты опять ему подчинишься. Держи меня в курсе, а я тебя, правильно?

Положив трубку, Кашин некоторое время сидел, вперив взгляд в аквариум. Борю Макарцева он видел два раза, когда завозил домой Игорю Ивановичу срочные бумаги, которые тот забывал подписать перед отъездом за границу. Парень был как парень, ничего подозрительного. Как же теперь будет складываться ситуация? В любом случае Ягубов должен быть срочно поставлен в известность именно им, Кашиным.

Ягубов что-то листал, слушал не очень внимательно, но при словах «двоих насмерть» встал и приподнялся на цыпочки, покачался. Брови у него сошлись на переносице.

— Вот беда-то, Валентин! Можно сказать, трагедия… Что за это, не выяснял?

— До пятнадцати…

— Так… Трагедия для всего коллектива редакции… Ты кому об этом говорил?

— Никому! Как из МУРа друг позвонил, прямо к вам.

— Одобряю! Не будем бить по воде, чтобы круги разбегались…

— Понял, Степан Трофимыч…

Оставшись один, Ягубов почесал подбородок и подошел к окну. Он приблизил лицо к стеклу — из форточки проникал холод и помогал успокоиться. То, что произошло, нельзя было предвидеть. Не везет! Эх, как не везет Игорю Иванычу! И с инфарктом, и с ребенком! Остается надеяться, что наверху это так и поймут.

А с другой стороны, ведь будут и люди менее сентиментальные, которые решат, что предвидеть было можно. Кандидат в члены ЦК мог серьезнее отнестись к воспитанию сына. Он давно от рук отбился, Игорь Иванович сам не раз жаловался. Беда бедой, а вина виной. И тогда в Большом доме посмотрят на ситуацию по-иному.

Инфаркт? Не хочется думать, но будем объективны: образ жизни Игоря Ивановича не был идеальным. Физзарядку, говорил, он всю жизнь собирался делать. А после как-то сказал, что станет ее делать, когда отвезут его на Новодевичье кладбище: будет вставать пораньше, когда нет экскурсий, и бегать вокруг собственной могилы. В наших условиях, учитывая напряженность партийной работы, отсутствие крепкого здоровья — существенный недостаток. Такой работник может быть заменен с пользой для дела.

Будут смотреть, распространялся ли макарцевский стиль на коллектив. И придется честно сказать: есть разболтанность, отсутствие оперативности, расшатана дисциплина. В таких условиях и политическая бдительность усыплена. А где есть сырость, там будет плесень. Сегодня это беспокоит его, Ягубова, завтра — горком, послезавтра заговорят в Большом доме. Случай с сыном Макарцева — тревожный сигнал, и мы ошибемся, если не сделаем оргвыводов. Это будет и в интересах самого Игоря Ивановича.

40. И НЕ ХОЧЕШЬ ВОРЧАТЬ, А ПРИХОДИТСЯ

В то время, когда Зинаида Андреевна выходила из проходной МУРа, Раппопорт проснулся. Он проснулся на два часа раньше, чем обычно, долго стонал, сопел и кряхтел, пока поднялся. А поднявшись, полчаса бродил полуодетый по комнате и кухне, бурчал под нос, что эта власть не дает ему покоя даже во сне. При всем при том он приплелся в редакцию на полтора часа раньше обычного.

Здание «Трудовой правды» было построено в начале тридцатых годов, когда еще существовал в московской архитектуре конструктивизм и влияние Корбюзье. Поэтому спустя треть века дом выглядел современнее, чем корпуса послевоенного сталинского барокко. Сперва Раппопорт собирался сразу взять у вахтерши внизу ключ от приемной редактора. За взятый ключ надо было расписаться в журнале. Конечно, можно было вписать любую фамилию, но вахтер мог позже вспомнить — а это в планы Якова Марковича не входило. Поэтому он просто глянул на часы, поднялся к себе и стал ждать.

— Уже сидишь? А я смотрю — не заперто. Убирать иль не надо?

Маша, грузная баба в черном халате, приспущенных чулках в резиночку и мужских ботинках, ожидая ответа, стояла в дверях с ведром и тряпкой. Сотрудники редакции были уверены, что уборщица больше пачкает, чем убирает, и звали ее не иначе как тетя Мараша. Происхождение клички было связано с термином «марашка"1.

— Убрать, обязательно убрать, тетя Мараша, — сказал Яков Маркович. — У меня тут грязи полно!

— Пили, небось, опять? Бутылки есть? Погодите, сообщу на вас!

Регулярная выручка от собранных бутылок была серьезным довеском к скромной зарплате Маши, и, ворча, что люди пьют, она хотела бы, чтобы пили больше.

— Может, и есть, поищи, — подыграл Раппопорт. — Я уйду, мешать не буду…