Препятствием оказались иностранные языки. Дважды принимался он их изучать на специальных курсах, где дело поставлено прочно, по-чекистски, и каждый раз безнадежно отставал от остальных. Фразы произносил столь ужасно, что строгие преподаватели из бывших резидентов иронизировали, и Василию Гордеевичу приходилось уходить, чтобы не подорвать своего авторитета.
Некоторые могут подумать, что Сироткина бросили на внутренние дела из-за неспособности к внешним. Но это неправда. Языков не знает большинство руководителей аппарата разведки. Просто здесь, в борьбе против проникновения буржуазной идеологии, Василий Гордеевич имел солидный опыт. После войны по его инициативе в крупных городах страны монтировались вывезенные из фашистской Германии глушилки иностранного радио. Впоследствии производство подобной аппаратуры было освоено и у нас. Василий Гордеевич не предчувствовал, что над ним самим нависает туча. Он пострадал при странных обстоятельствах, не ясных ему самому.
— Где Петров? Я пришел его арестовать.
— А он недавно ушел арестовывать вас!
Такие шутки были тогда в ходу. Местопребывание Сироткина не изменилось. Он лишь не вернулся домой. Его опустили в лифте на шесть этажей вниз, в тюрьму. Его не били, не пытали, не допрашивали. Он оставался своим. «Меня ненадолго законсервировали», — после шутил он. Он сидел в привилегированных условиях, читал книги.
Нельзя сказать, что после реабилитации он вышел из Лубянки. Когда первыми реабилитировали работников органов, Василий Гордеевич только сел в лифт и поднялся на шесть этажей вверх. Оттуда он позвонил домой. Сироткин не знал, что жена письменно отказалась от него, потому что она, имея чин капитана, тоже работала в органах. Поступок Алевтины Петровны он понял как разумный и даже необходимый: у нее на руках оставалась Надя. Отказавшись, как положено, жена была отчислена из органов, но устроилась на работу и ждала возвращения мужа. Когда Василий Гордеевич позвонил домой и к телефону подошла Надя, он сразу понял, что это дочь. Дома Алевтина Петровна отреклась от своего отречения, и они стали жить дальше. Месяц Надя называла отца дядей, а потом привыкла.
Родилась дочь поздно, когда Василию Гордеевичу подходило к сорока. А когда она выросла, он остался без жены. Отцом он стал заботливым, хотя времени у него было немного. Он слишком много вложил в нее, а теперь у нее появляется своя жизнь, ему неведомая и потому представляющаяся сплошь неверной. Пытаясь предостеречь дочь, он, сам того не замечая, становился придирчивым. Он уверял себя, что это — желание делать ей добро, и не мог остановиться. Видимо, смерть жены оказала на него влияние. К подчиненным, наоборот, с возрастом он стал мягче относиться, реже наказывал за невыполнение приказа. Сентиментальность не распространялась, разумеется, на людей других убеждений. Но они ведь и не были в каком-то смысле людьми.
Много лет Василий Гордеевич руководил отделами Службы политической безопасности и поднялся до заместителя начальника, когда в 69-м, в связи с опасностью брожения, наподобие чехословацкого, было создано специализированное Главное управление (5-е), и генералу Сироткину поручили осуществление функций части бывших отделов Службы ПБ.
Дела, поступавшие в новое управление, проходили по инстанциям через районные, областные и республиканские органы. Центральный аппарат отбирал самые интересные, имеющие важное значение, а остальные возвращал на доследование. Наиболее трудные объекты, связанные с заграницей и представляющие существенную опасность для государства, генерал-майор Сироткин передавал на исполнение начальнику отдела Широнину, человеку хотя и недалекому, но методичному и аккуратному. Товарищи из отдела Широнина обеспечивали слежку, подслушивание, выявляли посещаемые объектами адреса, интересы, связи, круг родных и знакомых, словом, накрывали объект колпаком.
Широнину не хватало оборудования, кадров. Такие объекты, как Солженицын, требовали больше сил, чем возникающие время от времени антисоветские организации, быстрый арест членов которых позволял перебрасывать освободившихся сотрудников на следующую операцию. Широнин не раз вносил предложение изолировать Солженицына от общества. Сироткин докладывал выше, Кегельбанову. Но в Политбюро, которое вело двойную игру с Западом, это застревало. Все же трудности и особые условия работы 5-го управления наверху учитывали и подбрасывали дополнительные средства.