Ангелы на кончике иглы

— Я-то спокоен. Я абсолютно спокоен, Зина. Меня не так легко сбить. Я ведь не по своей эгоистической лесенке лез, я по партийной лестнице взбирался. А ведь трудно было! Шла грузинская мафия — я уцелел, шла украинская — удержался. И не соплякам, которые теперь прут без принципов, без веры, без убеждений, — не им меня свалить. Я еще поборюсь! У Бори цинизм от возраста, пройдет! Чтобы он лез в партийные дела, я сам не хочу. Не воровал бы только, не убивал…

Макарцев понял, что сказал глупо. Махнул рукой и ушел в спальню. Там, не в состоянии успокоиться, он ходил от двери к окну и обратно, чувствуя, как колотится сердце. Лучше бы лечь.

Где-то сбоку от Игоря Ивановича раздался шорох, и маркиз де Кюстин собственной персоной приблизился, виновато улыбнувшись, и ласково положил ему руку на плечо. Макарцев инстинктивно отклонился. Изумление возникло, но вопрос не сорвался с языка; Макарцев только вдохнул освежающий запах сильного одеколона и молча смотрел на непрошеного гостя, одетого с иголочки: жилет с голубыми полосками гармонировал с синим фраком. Тщательно, даже кокетливо завязанный бант украшал весь наряд. Блики от бриллиантов на пальцах маркиза, когда он шевелил руками, пробегали по стенам спальни.

— Вот какая неприятность, — задумчиво сказал Кюстин, прижимая к бедру шпагу. — В наше время с молодыми людьми, представьте себе, происходило примерно то же: пьяные гоняли на лошадях, сбивали людей, избегали наказания по протекции. Отправьте мальчика за границу, если можете. Там у него есть шанс на альтернативу…

— Шутить изволите? — Макарцев кисло усмехнулся. — Кто же его выпустит? Даже мне теперь туда дорога из-за него закрыта! И как все остальное разрешится, покрыто мраком.

Они помолчали. Кюстин огляделся вокруг.

— Извините за нескромный вопрос: на этой кровати вы спите с женой?

— Иногда, — почему-то застеснялся Макарцев.

— В каком смысле?

— Чаще она спит, а я бодрствую. Все-таки я руководящий работник. Так называемый аппаратчик.

— Да, конечно, и будем надеяться, вы сумеете продвинуться еще выше, хотя это для вас теперь и трудно…

Макарцев почувствовал слабину в коленях и сел на кровать.

— Плохо мне, маркиз, — вдруг расслабившись, признался он. — Внутри плохо и снаружи… Беда! Жить тошно…

— Понимаю, — погладил его по локтю Кюстин. — У меня такие тяжкие моменты в жизни тоже бывали. Поэтому и явился, чтобы выразить сочувствие. Сожалею, что ничем не могу помочь вам, хотя, поверьте, почел бы за честь это сделать. Сейчас вам надо принять успокоительное. И ложитесь в постель. Если позволите, я побуду возле вас…

Кюстин молча смотрел, как Макарцев медленно разделся, высыпал на ладонь и проглотил две таблетки седуксена, лег, накрывшись одеялом, и закрыл глаза.

Послышались шаги, и приоткрылась дверь.

— Как ты, Игорь? — спросила жена.

Он обвел глазами комнату: Кюстин исчез. На его месте стояла Зина, подавая ему еще какое-то зелье. Положив руку на прыгающее сердце, он стал уверять ее и себя, что сердце у него уже здоровое и болеть не должно.

68. ЛИЧНАЯ НЕСКРОМНОСТЬ

Анна Семеновна безошибочно угадывала, когда соединять, не спрашивая. Степану Трофимовичу позвонили, когда он собирал бумаги, чтобы ехать в ЦК. Ягубов не знал говорившего, но он был «оттуда». Звонивший интересовался Ивлевым. Ягубов сдержал поспешность и отвечал спокойно, с достоинством, но от прямой оценки ушел, чтобы не навязывать товарищам свою точку зрения. Сказал, что сотрудник этот взят Макарцевым, а сам редактор болен.

— Ждать, скорей всего, не будем, Степан Трофимыч. У нас материала достаточно, и все уже согласовано.

— Понял вас, — ответил Ягубов. — Мы, со своей стороны, учтем сигнал.

Хотя Степан Трофимович и опаздывал, он решил еще немного задержаться и решить вопрос оперативно, руководствуясь принципом, вычитанным им из американской инструкции для бизнесменов: не обращайся к одной бумаге дважды. Он сознательно ничего не уточнял по телефону, чтобы быть свободнее в поступках. Макарцев, вернувшись, начнет сентиментальничать, что надо беречь способных работников, тактично исправлять их ошибки. Он старается быть добрым, но, к сожалению, не только действует в ущерб партийной принципиальности, но и отстает от жизни. Не понимает, что теперь происходит процесс полного слияния партийного руководства с органами госбезопасности. И вести единую линию — значит помогать друг другу, а не ерепениться. Макарцев же не только сам не связан с органами, но и относится к ним свысока. Такие руководители, если думать начистоту, в новых условиях тормозят совершенствование партийно-государственного аппарата.

— Анна Семеновна! — вызвал он Локоткову. — Кашина срочно!

Ягубов, поджидая, походил вокруг стола. Валентин вошел, приветливо улыбаясь.

— Солнышко сегодня какое, Степан Трофимыч! С учетом дня рождения Владимира Ильича… Может, вам в кабинете портьеры на летние заменить — посветлее, глазу радостней?

— Заменить можно, — согласился Ягубов, не вникая в его болтовню. — Вот что, Валя: по какой статье лучше уволить Ивлева?