Ангелы на кончике иглы

— Как же! Видел по телевизору.

— Однако восхождения проводятся без высоких целей. Вернее, просто с целью покорять вершины.

— Верно! — согласился Раппопорт. — И вы?..

— Мы организуем восхождение в честь столетия Владимира Ильича. Группа комсомольцев во главе с мастером спорта Степановым понесет на вершину пика Коммунизма бюст Ленина и там его установит. Навечно. Я политрук группы. Мы хотели бы, чтобы ваша газета регулярно рассказывала читателям о подготовке беспримерного похода.

— А бюст тяжелый?

— Скажи, Степанов! — приказал политрук.

— Двадцать четыре и семь десятых килограмма…

— А вы, политрук, тоже понесете свой бюст?

— Нет, по плану я буду координировать штурм с базы.

— Понял! Кто же понесет?

— Степанов.

— А остальные?

— Мы — ответственные организаторы восхождения, — объяснил политрук, — занимаемся пропагандой мероприятия. Ведь поход высшей категории трудности! Ну, а политическое значение…

— Все ясно! — засопел Раппопорт. — Я приветствую ваше начинание, молодые люди! Только давайте, ребятки, договоримся так. Я уже целиком на вашей стороне. А вдруг не донесете бюст? Ну зачем вам вляпываться? Я уверен, что все будет в порядке. Донесете — немедленно сообщим… Даю слово советского газетчика!

Не ожидая, пока трое найдутся, что возразить, он поднялся и начал всем им сердечно трясти руки.

— Желаю успеха! Хорошее дело задумал комсомол! Подумать только: двадцать четыре и семь десятых килограмма, а?..

Похлопывая альпинистов по плечам, он вытолкнул их за дверь.

— Слыхал, Яков Маркыч? — спросил, пробегая мимо, редактор отдела промышленности Алексеев. — У Макарцева инфаркт!

— Шутишь!

— Упал, выходя из ЦК. Но влез обратно на четвереньках. Железная воля! Вот так, живешь-живешь и не ведаешь, где прихватит…

Весть о главном с быстротой электричества распространилась по редакции. Из отделов сотрудники повалили в коридоры узнать подробности. У каждого нашлись информация, предположения, опасения за будущее. Впрочем, именно информации было недостаточно. Кто уже слышал кое-что, от многократного пересказывания обзавелся подробностями.

— За ответственность приходится платить здоровьем, — философски изрек Алексеев. — Страна даром денег не платит.

— При чем тут ответственность? Да ему, небось, влепили за «Королеву шантеклера», и он с катушек долой, — говорил фотокор Саша Какабадзе. — Помните звонок? Критическую рецензию дали, а худощавому товарищу фильм понравился… Разве редактор мог такое предположить?

— Что понравилось-то?

— Да там у героини груди большие, в его вкусе.

— В его бывшем вкусе, — холодно уточнил Ивлев, спецкор секретариата.

— Потише, Славик, — осадил его Яков Маркович и оглянулся. — Понравились не груди, а то, что режиссер — испанский коммунист.

— А по-моему, — сказал замответсекретаря Езиков, — Макарцев сам виноват. Все смягчал: и нашим, и вашим. Буфера между вагонами часто летят — на них нагрузка большая…

Раппопорт слушал. Он вообще не любил говорить для такого большого количества ушей. Он оглядывал стоящих. Кто мог подложить папку? Кто довел хорошего человека до инфаркта?

— Сам, говоришь, виноват? — Раппопорт приблизился к Езикову. — И в чем же ты его обвиняешь? В мягкости?

— Не обвиняю я его! — отступил Езиков. — Какая там мягкость? Смешно!

— Тебе смешно, — вмешалась в разговор машинистка Светлозерская. — У тебя ее нет и никогда не будет. А Макарцев — мужик хоть куда! Он не виноват, что не получалось.

— Чего не получалось? — уточнил Езиков.

— Ничего! Помните историю со столовой?

— Как же! — сказал Какабадзе. — Я сам принимал участие в рейде от комитета комсомола.

Однажды Макарцев спросил на планерке, почему нет Алексеева. «Он отравился, — ответили ему, — что-то съел в редакционной столовке». Днем Макарцев сам спустился в столовую. Он постоял в очереди с подносом, сел за столик, понюхал первое, отставил его в сторону, ковырнул котлету вилкой. Его чуть не стошнило, а ведь он обязан беречь себя для партии. Он вызвал Кашина.

— Черт знает что! Почему так невкусно?

— Воруют, видимо, — предположил Кашин.

— Что ж мы молчим? А еще журналисты! Чего требовать от других, когда у себя наладить не можем?

— Вы — главный редактор, Игорь Иваныч. Можете попробовать.

— И пробовать не стану! Просто возьму и сделаю!

Редактор позвонил по вертушке начальнику ОБХСС города. В тот же день у выхода из редакции «Трудовой правды» появился корректный молодой человек, скромно одетый. Каждую женщину, спускавшуюся по лестнице с тяжелой сумкой, он вежливо спрашивал:

— Простите, вы не в столовой работаете?

Она не отрицала, и он просил ее пройти в соседнюю комнату. Там дежурили возле весов двое сотрудников милиции и представители народного контроля. Они вынимали из сумок украденные продукты, взвешивали и составляли акты. На следующий день коллектив столовой был полностью, от судомоек до директора, заменен, и сотрудники редакции ходили обедать по два и по три раза, до того было чисто и вкусно. Через день суп стал менее вкусным, через два — второе. Через неделю все стало по-старому. Макарцев ездил в цековскую столовую и к этому вопросу больше не возвращался.