Ангелы Ойкумены

— Еще не знаю, — Штильнер пожал плечами. — Что дальше?

— Дело не в сеньоре Перале, и даже не в Джессике Штильнер. Дело в вас, профессор.

— Во мне?

— Вы беспокоитесь о своей дочери?

— Разумеется!

— И вы не остановили ее? В Эскалоне — война. Не знаю, что там понадобилось господину Пшедерецкому, но война есть война. Подобный экстрим-туризм чреват последствиями. Я хочу, чтобы вы, как и сеньор Пераль, целиком сосредоточились на эксперименте.

— Я сосредоточен.

— Вы переживаете за дочь. Это отвлекает.

— Что вы предлагаете?

— Хотите, я ее верну? У меня есть такие возможности. На Китту, Хиззац, куда скажете. На Сечень не надо: здесь Пераль, ему это помешает. Все будет выглядеть, как цепь случайностей. У Джессики не останется выбора.

— Вы любите своих детей? — вдруг спросил Штильнер. — Вы, гематры?

Яффе долго молчал. Статуя статуей, но кажется, вопрос профессора зацепил в аламе некую больную струну, ударил под дых. Впрочем, пауза могла быть и результатом сложного расчета.

— Не ваше дело, — наконец ответил алам. — Не ваше с вероятностью девяносто два процента ровно. Но я отвечу: да, любим. Вы имели возможность убедиться в этом лично.

— Нет, не имел. Эмилия умерла родами.

— Мои соболезнования. Я не хотел задеть вас.

— Я тоже. Итак, мы оба любим своих детей: как умеем. Не знаю, что включает в себя ваша любовь… Но я никогда не соглашусь управлять Джессикой, словно марионеткой. Когда они с Давидом получали паспорта, я был уверен, что мои дети возьмут фамилию матери. Верней, деда. Шармаль — это пропуск в высшие сферы. Не фамилия — платиновая безлимитная кредитка. И что? Они записались Штильнерами. Не останется выбора, да? Извините, я отказываюсь от вашего предложения. Давайте сменим тему, а?

Яффе шагнул ближе:

— Эффект взаимообмена у коллантариев, — произнес он тем же тоном, каким предлагал вернуть Джессику. — Наблюдались ли такие эффекты в обычных коллантах? Или только в пассажирских? Или это — уникальный случай, как и все, что связано с коллантом Пробуса, и причиной всему — воздействие флуктуации?

Штильнер в упор смотрел на гематра. Сейчас профессор был очень похож на самого Яффе, когда аламу задали вопрос про любовь и детей.

— Вы, профессор, при участии флуктуации добились того, что у ваших детей смешались генетические расовые свойства обоих родителей. Теперь представим себе включение флуктуации в коллант, как полноценного коллантария. Какие эффекты возможны при таком раскладе? У вас есть гипотезы? Предположения?

Сломав ветку пополам, профессор бросил обломки в мангал.

— Нет, — вздохнул он. — Лучше вернемся к теме отцов и детей. Тем более, что мы от нее и не уходили. Я добился, свойства родителей смешались… Вы читали «Руководство к сочинению комедий» Пераля-старшего? Я прочел, этой ночью. Известно ли вам, что комедия должна преследовать следующие цели: подражать поступкам людей, рисовать нравы общества и нравиться зрителю. Последнее особенно важно! Комедия обязана пробуждать воображение зрителя остроумными выходками, а также возбуждать его волнение изображением страстей.

— Обязана, — повторил Яффе. — Должна. Такой деловой подход к искусству обязательно даст результаты. Теперь я не удивляюсь популярности Луиса Пераля. Хотелось бы, чтобы и сын драматурга взял на вооружение эти два слова: должен и обязан. Тогда мы гораздо быстрее добьемся положительного результата.

Штильнер улыбнулся:

— Вряд ли. Весь трактат Луиса Пераля посвящен правилам. Это разумные, четко выстроенные, обоснованные правила. В особенности мне понравился призыв смешивать в одной пьесе трагическое и комическое, а также концепция мнимо счастливых финалов. Представляете? Мнимо счастливых! Но в финале «Руководства…», словно в насмешку над добросовестным учеником, Пераль-старший пишет следующее…

И профессор озвучил цитату под аккомпанемент вороньего грая:

— А я себя на всю страну ославил тем, что писал комедии без правил!

— Билеты, — ответил мар Яффе. В беседе с профессором гематр усматривал какую-то особую, сложноорганизованную логику, малодоступную прочим людям. Впрочем, судя по предыдущим репликам, Штильнер не уступал ему в нарочитой алогичности разговора. — Билеты на Хиззац для вас и для меня. Я уже заказал их. Отель тоже забронирован, не беспокойтесь. Мы, конечно, могли бы воспользоваться услугами пассажирского колланта, но я решил отказаться от этого варианта.

— Шутите?

— Ничуть. Я рассматривал вариант своего присутствия в колланте Пробуса, как наблюдателя и аналитика, и вашего, как консультанта. Если угодно, играющего тренера. И вместе, и порознь, самым тщательным образом.

— И что?

— Я пришел к выводу, что это нецелесообразно.

Задрав голову, профессор Штильнер уставился в небо. Бледное, жиденькое небо накануне весны. Нецелесообразно, подумал профессор. Жаль. Я хотел просить его об этом, но теперь не стану.

— Спасибо за лекарство, — сказал он.

Контрапункт Из пьесы Луиса Пераля «Колесницы судьбы»

Секретарь (докладывает):