Ангелы опустошения. Книга 1

Наконец он начинает играть мелодию, прекрасную мелодию никем не слыханную прежде — хоть Коди, с бритвой у подбородка, и заявил что это "Остров Капри" — Рафаэль пускается раскладывать задумчивые пальцы по аккордам — довольно скоро у него весь сонатный этюд выходит так изумительно что получаются связки и припевы, возвращается к своим припевам со свежими новыми темами, поразительно как неожиданно он выплямкивает совершенный нотный плач возобновляя свою Песнь Итальянской Птицы Любви — Синатра, Марио Ланца, Карузо, все поют эту птичье-чистую ноту виолончельной печали какая видна у грустных Мадонн — их притягательность — у Рафаэля притягательность как у Шопена, мягкие понимающие пальцы с разумением возложенные на клавиатуру, я отворачиваюсь от окна возле которого стою и неотрывно гляжу на играющего Рафаэля думая. "Это его первая соната — " Я замечаю что все тихонько слушают, Коди в ванной а старина Джон Эрман в постели, уставясь в потолок — Рафаэль играет на одних белых клавишах, как будто в предыдущей жизни возможно (помимо Шопена) он мог быть неизвестным органистом в звоннице игравшим на древнем готическом органе без минорных нот — Поскольку он делает все что ему хочется со своими мажорными (белыми) нотами, и извлекает неописуемо прекрасные мелодии которые неуклонно становятся более трагичными и разбивают сердце, он чистая птица певчая, он сам это сказал, "Я чувствую себя птичкой певчей," и сказал он это так сияюще. Наконец у окна пока я слушаю, каждая нота совершенна и впервые в его жизни он за пианино перед серьезными слушателями вроде преподавателя музыки в спальне, становится так грустно, песни слишком прекрасны, чисты как и его высказывания, показывая что рот у него так же чист как и рука — его язык так же чист как и рука так что рука его знает куда идти за песней — Трубадур, Трубадур раннего Возрождения, играет на гитаре для дам, заставляя их плакать — Меня он тоже заставляет плакать… слезы наворачиваются мне на глаза когда я это слышу.

И я думаю "Как же давно это было я стоял у окна, когда был учителем музыки в Пьерлуиджи и открыл нового гения в музыке," у меня в самом деле бывают такие грандиозные мысли — означает что в предыдущем перерождении я был мной а Рафаэль новым гениальным пианистом — за занавесями всей Италии плакала роза, и луна освещала птицу любви.

Затем я представляю себе как он играет вот так, со свечами, как Шопен, даже как Либрейс, бандам женщин вроде Розы, заставляя их плакать — Л воображаю себе это, зарождение спонтанного виртуоза-композитора, чьи работы записываются на магнитофон, потом переписываются нотами, и который следовательно «пишет» первые свободные мелодии и гармонии мира, которые должны быть древней нетронутой музыкой — Я вижу, фактически, он возможио даже более великий музыкант нежели поэт а поэт он великий. Потом я думаю: "Значит Шопен получил своего Урсо, и теперь поэт дует как по пианино так и по языку — " Я рассказываю все это Рафаэлю, который едва ли не верит мне — Он играет еще одну мелодию в любом случае такую же прекрасную как и первая. И так я понимаю что он может делать это всякий раз.

Сегодня тот вечер когда нас должны фотографировать для журнала поэтому Рафаэль вопит на меня "Не причесывайся — пускай волосы останутся непричесанными?"

96

И пока я стою у окна, высунув одну ногу как Парижский Денди, я осознаю великость Рафаэля — величие его чистоты, и чистоту его уважения ко мне — и того что позволил мне носить Крест. Это его девушка Соня только что спросила, "Ты разве больше не носишь Крест?" и таким гадским тоном что как бы указала: носил усталый крестик пока жил со мною? — "Не причесывайся," говорит мне Рафаэль, и у него нет денег — "Я не верю в деньги." — Человек на кровати в спальне едва его знает, а он въехал такой, и играет на пианино — Преподаватель музыки действительно соглашается как я вижу на следующий день, когда Рафаэль начинает играть в совершенстве, после более медленного начала чем прежде из-за моего возможно скоропалительного упоминания о его музыкальном таланте — его музыкальном гении — затем Эрман выходит из своей больничной палаты и разгуливает в банном халате, и когда Рафаэль извлекает совершенно чистую мелодическую ноту, я смотрю на Эрмана а тот смотрит на меня и мы оба кажется киваем в согласии — Потом он стоит несколько минут наблюдая за Рафаэлем.