А кроме этого Мемер уже говорит что горы Беркли сверзятся на нас при землетрясении — К тому же она терпеть не может утреннего тумана — Когда она ходит в прекрасные супермаркеты вниз по улице у нее все равно не хватает денег купить того чего ей на самом деле хочется — Я выскакиваю и покупаю радио за двенадцать долларов и все газеты чтоб она не скучала но ей не нравится — Она говорит "Калифорния зловещая. Я хочу тратить свои чеки соцстраха во Флориде". (Мы живем на мои 100 долларов в месяц и на ее 84 доллара в месяц.) Я начинаю видеть что она никогда не сможет жить нигде кроме как поблизости от моей сестры, которая ее великий кореш, или возле Нью-Йорка, который некогда был ее великой мечтой. Я Мемер тоже нравился но я с нею не болтаю по-бабьи, все время в основном трачу на чтение и писание. Старый добрый Бен иногда заходит нас как-то развеселить хоть на нее он лишь нагоняет тоску. ("Он как старый Дедушка! Где ты нашел таких людей? Он просто старый добрый Дедушка он не молодой человек!") Со своим запасом марокканских тонизирующих пилюль я пишу и пищу при свече у себя в комнате, неистовства старого ангела-полночи, делать больше нечего, или гуляю по улицам в густой листве подмечая разницу между желтыми фонарями и белой луной и возвращаясь домой и рисуя хозяйственной краской на дешевой бумаге, тем временем пья дешевое вино. Мемер нечем заняться. Наша мебель скоро придет из Флориды, вся эта затраханная масса о которой я уже рассказывал. Я следовательно осознаю что я имбецильный поэт пойманный капканом Америки с неудовлетворенной матерью в нищете и позоре. Я свирепею от того что я не признанный литератор живущий на ферме в Вермонте с омарами для варки и женой для лежки, или хотя бы с моими собственными лесами чтобы в них медитировать. Я все пишу и пишу абсурдности а Мемер штопает мои старые штаны в другой комнате. Бен Фаган видит печаль всего этого и кладет руку мне на плечи хмыкая.
А однажды вечером, фактически, я иду в ближайший кинотеатр и теряюсь на три часа в трагических историях о других людях (Джеке Карсоне, Джеффе Чандлере) и только выхожу из кино в полночь как бросаю взгляд вдоль улицы на Сан-Францисскую Бухту совершенно забыв где я и вижу как в ночи сияет Мост Золотые Ворота, и содрогаюсь от ужаса. У моей души выпадает донышко. Что-то в этом мосте, что-то зловещее как говорит Ма, что-то вроде позабытых подробностей смутного секанолового кошмара. Приехать за три тысячи миль чтоб содрогаться — а там дома Мемер прячется в свой платок спрашивая себя что делать. Это в самом деле чересчур много чтоб можно было поверить. И типа как например у нас есть роскошная маленькая ванная но со скошенными карнизами но когда я принимаю радостные пузырящиеся ванны каждый вечер, с горячей водой и жидким мылом Радость, Мемер жалуется что она боится этой ванны! Она не станет мыться потому что упадет, говорит она. Она пишет письма моей сестре а наша мебель еще не приехала из Флориды!
Боже! Кто вообще просил рождаться на свет? Что делать с унылыми рожами прохожих? Что делать с дымящейся трубкой Бена Фагана?