Ангелы Опустошения

Представьте когда нужно путешествовать сквозь время каждый день своей жизни влача собственное лицо и делая так чтоб оно походило на собственное лицо! Вот так Фернандо Ламас! Бедный Жюльен со своими усами и впрямь влачит лицо сурово и нескончаемо что бы там ни говорили, будь они хоть философами хоть кем. Соткать эту сочную маску и пускай себе походит на вас, пока печень собирает, сердце колотится, этого достаточно чтоб Господь расплакался со словами «Все мои чада мученики и хочу Я чтоб вернулись они в совершенной безопасности! Зачем испустил Я их в самом начале, затем что хотел посмотреть плотское кино?» переменным женщинам которые улыбаются это даже и не снится. Бог Кто есть всё, Уже Такой, Тот Которого я видел на Пике Опустошения, тоже улыбающаяся беременная женщина даже не мечтающая об этом. И уж если жаловаться на то как обошлись с Кларком Гейблом в Шанхае или с Гэри Купером в Полуденном Городке[157] или как меня сводят с ума старые потерянные дороги в колледж под луной, да-да, в лунном свете, лунный свет, освети мне это, лунный свет – Насвети мне луна немного мутного самогона, отверди меня. Жюльен продолжает напрягать губы, плёрк, а Несса держит высокоскулую плоть на депоненте, а Элис мычит «Хум» в длинноволосой печали и даже детишки умирают. Старый Фернандо-Философ хотел бы рассказать Жюльену то что можно растрезвонить всем по Всемирному Телеграфу. Но Югославские Краснозвездные стивидоры имели все это в виду пока у них есть хлеб, вино и баба – Хоть они и могут кидать свирепые взгляды вдоль каменных стен на Тито когда тот проходит мимо, йаа – Эти дела с держанием вашего ваш-лица вам каждый день, можно бы и отпустить пусть падает (как Ирвин пытается) но в конце от ангельского вопроса вы немало удивитесь. Мы с Жюльеном мешаем безумные напитки, выпиваем их, они с Нессой и детишками уходят в сумерках по трапу а Элис и я лежим мертвецки у меня в койке, до одиннадцати утра, когда югослав-стюард стучится ко мне в дверь, говорит:

–  Вы остаетесь на судне? О’кей?  – и сходит в Бруклин напиться вместе с экипажем – Элис и я просыпаемся в час ночи, рука об руку на ужасающем корабле, ах – Только один вахтенный в одиночестве на обходах – Все пьют в барах Нью-Йорка.

–  Элис,  – говорю я,  – давай поднимемся и помоемся и поедем на метро в Нью-Йорк – Поедем в Вест-Энд и выпьем развеселого пива.  – А что в этом Вест-Энде кроме смерти все равно?

Элис хочется одного – поплыть со мною в Африку. Но мы одеваемся и спускаемся под ручку по трапу, пустой пирс, и пускаемся через громадные плацы Бруклина банды хулиганья со мной с бутылкой вина у меня в руке как с оружьем.

Я никогда не видал округи опаснее этих бруклинских стройплощадок за пирсом Буш-Терминала.

Мы наконец добираемся до Боро-Холла и ныряем в подземку, линия Ван-Кортландта довозит нас до самого угла 110-й улицы и Бродвея и мы заходим в бар где мой старый любимый бармен Джонни подает пиво.

Я заказываю бурбон и виски – Мне является видение изможденных ужасных смертельных лиц что проходят одно за другим сквозь бар мира но боже мой все они на поезде, на бесконечном поезде, и он бесконечно мчится на Кладбище. Что делать? Я пытаюсь сказать Элис:

–  Лиси, я вижу лишь кошмар и ужас повсюду —

–  Это потому что ты заболел оттого что слишком много пьешь.

–  Но что мне делать с кошмаром и ужасом которые я вижу?

–  Заспи их, чувак —

–  Но бармен озарил меня тусклейшим взглядом – как будто я уже умер.

–  Может и так.

–  Потому что я не остаюсь с тобой?

–  Ну да.

–  Но это самозамкнутое глупое бабье объяснение того кошмара который у нас обоих —

–  У обоих и поровну.

Бесконечный поезд на бесконечное кладбище, полное тараканов, все бежал и бежал в голодные изможденные глаза Джонни-Бармена – Я сказал:

–  Джонни разве ты не видишь? Мы все созданы для измены?  – и вдруг понял что слагаю стихи вообще из ничего, как всегда, поэтому если б я был Счетным Механическим Устройством Берроуза[158] все равно заставлял бы цифры танцевать ко мне. Все, все, ради трагедии.

А бедняжка Лиси, она не поняла гойшевого меня.

Переходим к Части Три.

Часть третья Проездом через Танжер, Францию и Лондон

50

Какой же безумной картинкой может быть портрет типичного американца, сидящего на судне грызя в задумчивости ногти куда бы в самом деле поехать, что сделать дальше – Я вдруг понял что мне вообще некуда приткнуться.