Сначала Прокопу показалось, что он бредит, что к старости его стали посещать видения. Присмотрелся: девушка вроде бы похожа на Анну, но у гостьи глаза карие, а у Анны небесно-голубые. И дочь его была лицом бела, волосы, как спелая золотистая нива, а эта девушка смугла и русоволоса. Но чертами — вылитая Анна. И Прокопа как прострелило: да это же дочь Анны!.. И потому он так рьяно кинулся спасать Аристарха: и как сына своего купеческого товарища, и как жениха обретённой, поистине чудом, внучки.
Потрапезовав с Аристархом, Прокоп Селянинович собрался было отдохнуть, но в покои вошла Вазиха. Купец вскочил с лавки и, волнуясь, заговорил:
— Проходи, дочка, проходи, вот и суженый твой тута!
Вазиха засмущалась, прикрыла концом платка лицо, но по глазам было видно, что она рада видеть Аристарха живым и невредимым.
— Садись, милая, садись! — продолжал суетиться Прокоп Селянинович.
Вазиха несмело села рядом с Аристархом. Парень тоже засмущался. В другое время, конечно, Прокоп Селянинович оставил бы молодых наедине. Однако сейчас...
— Аристарх, — вздохнул он. — Ты слыхал, наверное, что у меня много лет назад пропала дочь?
Аристарх кивнул:
— Да, батя про твою беду сказывал.
— Ну так вот, — снова обратил взор на Вазиху купец. — Эта девушка, которую ты хочешь взять в жёны, точь-в-точь вылитая моя пропавшая дочка.
Аристарх оторопел. Вазиха тоже была ошеломлена и даже, забыв девичьи приличья, открыла лицо.
— У тебя же мать русская? — продолжил Прокоп Селянинович.
— Русская, — несмело ответила Вазиха.
— А она не рассказывала, откудова родом?
— Рассказывала... Из сказки.
Прокоп тоже обомлел:
— Из какой сказки?!
— Она говорила, что её родина — Сказка Русь.
— А в каком городе она родилась, говорила? — воскликнул Прокоп.
— Я не запомнила, — жалобно прошептала Вазиха. — Она про Русь всё толковала, да про матушку свою...
— А не Любавой называла она матушку? — аж побледнел купец.
— Любавой? — оживилась Вазиха. — Да, Любавой! Да-да, так она всё время повторяла!
— А её саму-то как зовут?
— Айназа.
— Её в мусульманство обернули?
— Да она вроде Аллаху не поклоняется, хотя наш юрт магометанский. Даже Ногай, говорят, уже веру арабскую принял. Но мама всегда при себе имеет три христианские иконки: Иисуса Христа, Богородицы и Николая-угодника. Она на эти иконки молится, и отец ей не запрещает.
— Айназа... Анна... — прослезился Прокоп Селянинович. — Да ты ж, девочка, внучка моя родная!
Он в порыве нежности притянул к себе растерянную Вазиху, крепко прижал к груди.
— Доченька моя... — гладил её по голове. — Внученька моя... Сколько ж я вас искал... Где только не побывал, чтобы найти. Мать и бабушка ваша горя не выдержала, померла без времени... И вот вы отыскались, родимые... Епифан! — крикнул купец.
— Его нету, — буркнул Аристарх.
— Ах, да! — спохватился Прокоп Селянинович. — Он же следит за подворьем Порфирия Платоновича... Митяй!
Холоп вошёл и поклонился хозяину.
— Вот что, Митяй. Иди и распорядись: мы скоро в Торжок отплываем. — Холоп ушёл, а купец повернулся к Аристарху: — Поедем в Торжок, а оттудова двинемся на поиски моей дочери. Вазиха, где кочует сейчас твой отец?
— Я точно не знаю, — несмело проговорила Вазиха, — но наш юрт вроде самый северный из Ногайской орды. Мои родичи, наверно, кочуют от реки Пьяны к Сейму и зимовать будут у развалин Курска и Рыльска.
— А сейчас где они?
— К Битюгу должны подходить...
— Где этот Битюг? — поднял глаза купец на Аристарха.
Тот молча пожал плечами.
И вдруг:
— Прокоп Селянинович! — ворвался в горницу запыхавшийся и весь залитый кровью Епифан. — Мы Исая споймали! С ним были ещё четверо холопов Порфирия Платоновича. Они тайно хотели проникнуть в твои палаты. Мы их заметили, окликнули, а они обнажили мечи. Короче, Исая взяли, остальных побили. У нас один убитый и трое ранено. Что делать?
— Этот Порфишка, пока мы тут, не успокоится, — сверкнул глазами Прокоп. — Но мне щас некогда с ним возиться. Исайку гоните взашей, а ты вот что скажи: знаешь Битюг-реку?
— Слыхал, — кивнул Епифан. — Течёт по Половецкой степи, в Дон слева впадает.
— Можно туда добраться?
— Добраться-то можно, но далеко.
— А какие там пограничные русские княжества?
— Самое близкое — Липецкое, но оно вроде татарами разорено.
— Постой-постой! — воскликнул Аристарх. — Там рядом, кажись, ещё и Елецкое...
— Может, Воргольское?
— Да нет — Елецкое!
— Ну, это когда было? — протянул Епифан. — Ещё до Батыгина разорения. Там жил мой дед, а после рядом появилось Воргольское княжество, неспокойное и бедовое, с рыльскими князьями... Ведь Рыльск и Курск Батыга тоже стёр с лица земли и запретил там князьям селиться, вот рыльские Ольговичи и подались на Воргол, а липецкие Ярославичи им не препятствовали: одного ж, Святославова корня. Но воргольцы с липчанами поссорились, вернее, татары их стравили, и пожгли друг друга. Сейчас там, должно быть, пепелище...
— А я знаю князя Даниила Елецкого! — заявил вдруг Аристарх. — Ему, кстати, на подмогу ушёл Порфирий Пантелеевич.
— Так знаешь туда дорогу? — посмотрел на Епифана Прокоп Селянинович.