Ангелы плачут над Русью

— Пускай Силай покомандует. Всё одно рати пока не предвидится.

— Ладно, только без гонору. Кезинер не любит, когда ему в походе мешают.

— А то я не знаю. Простым казаком поеду, — заверил ушкуйник.

Глава третья

В поход вышли перед рассветом.

— На Оскол двинем? — спросил Порфирий Пантелеевич Кезинера.

— Олым, — кратко ответил тот и пришпорил коня.

Уже после восхода солнца южнее острой луки недалеко от Хлевного боярака перешли Дон и к середине дня были на берегу Олыма.

— Обед, — остановил было коня Кезинер, но вдруг передумал. — Однако, нет. Нада вниз к уст Олымчик. Тама ждал Исай будем.

Проехали ещё немного и спешились у устья Олымчика. Достали провиант.

Прожевав кусок вяленого мяса, Кезинер поглядел по сторонам. Вздохнул:

— Нет. По берег Олым Исая не пошла.

— А как он пойдёт? — заволновалась Вазиха.

— Я думала, с Оскол на Кмен...

— На Кмень? — переспросила девушка.

— На Тим, — подал вдруг голос молчавший до того Олчай.

— На Тим?! — удивился Кезинер. — Откуда знал?

— На Тим, на Сосна — там радом исток Нэруч, там попадай Новосыл, — пояснил Олчай и добавил ещё что-то по-татарски.

— Харош Олчай! Оставайся у мене казмака, харош будеш! — прицокнул языком Кезинер, и парень покраснел от удовольствия.

Потрапезовав и немного отдохнув, отряд переехал с поймы Олыма к Тиму. Там казаки спрятались в прибрежных кустах и стали ждать. Свечерело, наступила ночь — тишина.

— Пырай, — тихо позвал Кезинер.

— Слушаю, атаман.

— Езди с Олчай исток Тим. Если Исай нет, иди исток Оскол. Близко должна быт...

Пыряй и Олчай уехали, остальные стали клевать носом. Но к Порфирию Пантелеевичу сон не шёл: ушкуйник сильно волновался за Аристарха и, толкнув Кезинера, спросил:

— А может, они это место уже пробежали?

Кезинер покачал головой:

— Аристарх, верно, связал, везут арба. Арба тута не успел ехал.

Порфирий Пантелеевич немного успокоился.

На рассвете вернулись разведчики.

— Нигде их нету, ни на Тиме, ни на Осколе, — развёл руками Пыряй.

Кезинер проворчал:

— Ждал тута. Голова не высовывал. Пырай, Олчай отдыхай, потома езжай исток Кмен, Олым...

Весь день нещадно палило солнце, а безветрие ещё прибавляло жару. От солонины страшно хотелось пить, но вода кончилась, а спускаться к реке Кезинер запретил, чтоб не выдать засаду. Наконец пришёл со спасительной прохладой вечер, а когда почти стемнело, вернулся Олчай.

— Пырай где? — вздрогнул Кезинер.

— Там остался, мы Исая нашли.

— На кон, казмака! — приказал по-русски Кезинер. — Толка тыха!

— Щас можна не тыха, — успокоил Олчай. — Я сказала, когда тыха...

Хоть и в темноте, но быстро ехали казаки. Вот исток Кмени, вот Олым...

— Стоя! — шепнул Олчай. — Пырай тута.

Из тьмы, держа коня в поводу, точно леший, вырос Пыряй. Приложил палец к губам:

— Тссс... Они недалече.

— Как брат будем? — Кезинер спрыгнул с седла.

— Дозора у них нету. Дрыхнут ровно сурки, сволочи! — выругался Пыряй. — Сразу нападаем и вяжем.

— Многа иха?

— Пятеро.

— Аристарха тама?

— В повозке лежит связанный.

— Ладна. Пашла...

— Погоди! Коней оставим. Только мешать будут, да вдруг ещё и заржут.

— Вазиха, Андрея, Осипа! С кони оставайся, — велел Кезинер.

— Я с вами! — заявила Вазиха. — Я Аристарха спасать буду.

— Девка настырная, — махнул рукой Пыряй. — Пущай идёт. Ребята вдвоём справятся.

— Ладна, — махнул рукой и Кезинер. — Пашла!

Казаки подкрались к беспечно храпящим путникам тихо, как мыши. Жестами договорились, кто кого вязать будет. Не спал только Аристарх. Он почуял чьё-то приближение и чуть было не вскрикнул, но вовремя сдержался, сообразив, что уж ему-то всё одно хуже не станет, — что может быть хуже медленной, мучительной смерти на дыбе Порфирия Платоновича?

Казаки набросились на спящих, а к Аристарху кинулась Вазиха:

— Миленький мой!..

Исай и сопровождавшие его татары не успели даже и пикнуть, как были связаны по рукам и ногам, а рты им забили тряпками. Кезинер деловито распорядился:

— Всех арба!

— Погоди, — остановил его Порфирий Пантелеевич. — Ты уж извини, но на кой ляд нам татары? Нам нужен только Исай.

— Татар жив оставляй нелза... — тяжело вздохнул Олчай. — Люд Сухэ. Род Атрак мстил будет.

— Тогда бросай их вода, — приказал Кезинер. — Рыба трапез.

Пленные не знали русской речи и потому сначала молчали. Лишь когда к их шеям стали привязывать камни, они все поняли и жутко завыли. Но тщетно: пленников побросали в реку, а Исая казаки повезли в свой лагерь.

Приехали к вечеру следующего дня. Исая сразу кинули в пытошную избу, развязав ножные путы и выдернув кляп. Оставшись один, он посучил ногами, разгоняя кровь, потом поднялся и в полумраке стал обследовать место своего заточения.

И вдруг резко распахнулась дверь — на пороге стоял Рус с факелом в руке, а за его спиной двое казаков.

— Что, Исайка? Небось думаешь, как сбежать? — усмехнулся Рус.

— Ничего я не думаю... — пробормотал Исай.

— Думаешь, скотина, думаешь! А чтоб эти думки отшибло, мы тебя щас к столбу привяжем и сторожить позовём Аристарха. Он отдохнул, пока вы его в бестарке возили, так пущай теперь побдит. Евтей, Пахом, привяжите его, да покрепче, а то это такой гусь, который даже спутанным летать могет.