Ангелы плачут над Русью

— Друг, — таинственно улыбнулась незнакомка. — Зовут меня Чернавкой, в крещении Анастасией. Я знала Пантелеймона и тоже скорблю о нём. Мы с ним из одного села, а сейчас я у княгини Авдотьи в знахарках, вошла в доверие. Могу и тебя к ней прислугой устроить.

— Но меня же и князь Олег знает, и боярин Рвач, — напряглась Вера.

— Князь тя раз только видел, грязную да оборванную, — пожала плечами Чернавка. — Он и не угадает. А Рвач... Рвач на женскую половину не ходит. Ну а когда начнёшь служить, по ходу сообразишь, как отомстить за себя и за Пантелеймона. Согласна?

— Согласна-согласна! — поспешно ответила Вера. — Я-то уж и не знала, горемычная, что делать. Думала, может, встретить где князя с ножом и зарезать?

— Да кто же тебя до него с ножом допустит? — усмехнулась Чернавка. — Князей воргольских хитростью надо брать. Да ещё... любовью...

— Как любовью?! — оторопела Вера.

— Хи-хи-хи, — тихо засмеялась Чернавка. — Не знаешь, как можно любовью витязя аль вьюношу погубить? Ты ведь уже не девка?

— Нет, — потупилась Вера.

— Ну так тебе и терять нечего. Окрути в первый черёд их старшего сына, Ростислава. Ты хороша, статна, белогруда. Да княжонок за тобой побежит, только помани. Завтра поговорю с княгиней — она тебя непременно возьмёт. Вот тогда и виляй хвостом перед Ростиславом, а когда клюнет, увлеки его за город, а там дубковские витязи поджидать будут. Поняла?

— Поняла. Как не понять, бабулька Анастасия!

— Не зови меня Анастасией, — перебила старуха. — Хоть и приятно мне моё христианское имя, но привыкла к другому. И все так кличут.

— Ладно, Чер... Ой! Не могу!

— Ну, называй как знаешь, — махнула рукой Чернавка.

— Больно мне, бабушка, горько, душа разрывается на кусочки, — вздохнула Вера. — Грудь ломит и горло сдавливает. Хочу выплакаться, а слёз нету, кончились. Как я виновата перед Пантелеймоном! — И залилась слезами.

— Ну вот слёзы и появились, — погладила девушку по голове Чернавка. — А говорила, нету. Есть они у тебя, родимая, есть. Поплачь, милая, поплачь, полегчает. Но завтра, смотри, их не показывай. Княгиня печальных не любит, может и прогнать.

— Анастасия! Я их сама убью! — вытирая глаза, затрепетала Вера. — Я их ненавижу! Никогда не прощу их злодеяний! Сама княжича зарежу!..

— Но-но, не горячись! — нахмурилась Чернавка. — Всему своё время. Будь хладнокровна, не делай ничего, прежде сто раз не обдумавши. И не один Ростислав нам нужен, а вся княжеская семья. Ну попытаешься ты, неразумная, княжича зарезать, а сможешь? Вдруг рука задрожит, когда в очи ему глянешь? И себя, и всё дело погубишь! Иди в дом и выспись. Завтра я за тобой зайду.

Глава четвёртая

Чернавка была свидетельницей кровавых событий в Ворголе. Когда забрали Савелия с Матвеем, она не выдержала и пришла в город, надеясь, что всё кончится благополучно. Когда же мужики погибли, старуха была потрясена и поклялась отомстить за смерть односельчан. Искусная знахарка и ведунья, она вошла в доверие к княгине Авдотье и от неё узнала об опасности, нависшей над Кириллом и Пантелеймоном. Поспешила в Дубок, чтобы предупредить парней, да опоздала — Пантелеймон уже умчался в Воргол.

— Сказнят его там, — сказала она Семёну Андреевичу. — Ловушка это, западня.

— А где Кирилл? — спросил боярин у Севастьяна.

— Ещё в дозоре.

— Воротится — ко мне немедля.

— А что с моими братьями, Игнатом и Козьмой Хитрых? Про них что слышно? — повернулся Севастьян к Чернавке.

Та помрачнела:

— Предал и их лютой смерти князь-ирод.

— Ах, аспид поганый! — По щекам Севастьяна потекли слёзы. — Ведь говорил же бестолковым, что уходить из Воргола надо! Не послушались... Семён Андреевич, я у князя Даниила дружину попрошу. Надо спалить это осиное гнездо!

— А ну угомонись! — стукнул кулаком по столу старый боярин. — Не у тебя одного горе. Весь Черлёный Яр костьми липецких людей усеян, вся земля кровью и слезами залита. Возьми себя в руки, боярин! Сейчас к князю вместе сходим, посоветуемся и примем разумное решение. Успокойся! Ты не отрок малый!

— Не могу, это ж я виноват в их погибели!

— Жизнь виновата, Севастьян! — тяжело вздохнул Семён Андреевич. — Стало быть, так было Богу угодно... А ты, бабушка, пока потрапезуй. Эй, Марфа! — позвал Семён Андреевич.

— Да мне бы в Воргол поскорей, — насупилась Чернавка. — Может, ещё помешаю казни Пантелеймона.

— Ты потрапезуй, а мы к князю за советом сходим и сразу вернёмся.

На улице послышался топот копыт, и к крыльцу подъехал всадник. Семён Андреевич выглянул в приоткрытое окно.

— А вот и Кирилл приехал! Ему пока ничего не говорите...

— Здравствуй, боярин, — тяжело дыша, поклонился Семёну Андреевичу Кирилл. — Здравы будьте, люди добрые.

— Здрав будь и ты, витязь. Пойдём-ка с нами к князю Даниилу.

Кирилл побледнел:

— Что случилось? Зачем Чернавка тут?

— Пойдём-пойдём, скоро узнаешь...

Даниил упражнялся в рубке на татарских саблях. Семён Андреевич вошёл и поклонился:

— Неотложное дело, князь.

Даниил Александрович бросил саблю на деревянный настил и утёр пот.

— Ну что ж, пойдём в палаты, там поговорим.