Ангелы поют на небесах. Пасхальный сборник Сергея Дурылина

Федор Иваныч вскинул на генерала свои хоть все в морщинах, но еще веселые, по-старчески голубые глаза, желая понять, шутит или нет генерал, решил, что шутит, и весело ответил:

– В казармах накормят, Ваше превосходительство.

Генерал встал с кресла, прошелся по кабинету и опять, как при начале разговора, куда-то отлучился из него думой, и опять вернулся к Федору Иванычу:

– Ты говоришь: в казармах. Разве там щи хороши?

– Надо быть, хороши, Ваше превосходительство, – окончательно решив, что надо продолжать шутить, ответил денщик.

– Ая думаю: в острог… – Федор Иваныч тут придержал улыбку в своих густых седых усах, но тотчас же выпустил, когда услышал дальше. – В остроге нам с тобой дадут ведь щей похлебать?

– Не откажут, Ваше превосходительство.

Федор Иваныч засмеялся.

– Я думаю, там щи должны быть недурны, – продолжал генерал и, подойдя к денщику, совсем другим тоном сказал: – В самом деле, Федор Иваныч, съездим-ка мы с тобой в острог. Я давно там не был. Да так надо съездить, чтоб незваными гостями…

– Хуже татарина, – подхватил Федор Иваныч с сочувствием.

– Там как хочешь, а только чтоб щи были натуральные, прямо из котла. Я люблю погорячей.

– Из котла зачерпнем, Ваше превосходительство.

– Ну, уж ты знаешь. Да еще наблюди, брат, чтоб сорока отсюда туда не улетела, весточки на хвосте не принесла.

– Не принесет, Ваше превосходительство.

– Да и не заметила чтоб нас сорока, как отсюда выйдем…

Федор Иваныч на минуту задумался и, пошевеля усами, сказал:

– Пусть замечает, Ваше превосходительство. Мы купаться пойдем. Утречком хорошо.

– Хорошо, братец. С полотенцами?

– Так точно, Ваше превосходительство.

Через полчаса генерал с денщиком пошли с полотенцами через сад к реке, а еще через полчаса Федор Иваныч вывел губернатора высохшей старицей реки и глухой улицей к острогу, к задним воротам, ведшим на хозяйственный двор, и прямо провел генерала на кухню. Там генерал поставил Федора Иваныча у двери, а повару-арестанту сказал:

– Здравствуй, братец, знаешь меня? – и, не дав ответить, продолжал: – Вот я с купанья, с прогулки, завернул к вам сюда. Что-то проголодался. Дай-ка ты мне щец.

Повар молчал с испугу.

– Я вас не объем. Вот у вас какие котлы кипят.

Повар был недвижим.

– О, да ты, я вижу, не тороват. Федор Иваныч, налей, братец. Времени терять нечего: адмиральский час пришел.

Федор Иваныч скомандовал поварам, поднося чашки к котлам:

– Лей из этого. Лей из того. Хлеб давай.

Генерал отведал щей, поморщился и придвинул Федору Иванычу:

– Хороши?

– С кислотцой, Ваше превосходительство.

– Наваристы?

– Мясца бы сюда, Ваше превосходительство.

– А прусака не хочешь?

Генерал выловил таракана, показал его на ложке Федору Иванычу.

– А капуста какова? Дает о себе знать?

– Дух свой выказывает.

– Скверный-с, сударь мой, дух, – с сердцем промолвил генерал и, двинувшись на скамье, обернулся к повару: – Щи хороши. Каши давай.

Испробовал и придвинул денщику:

– Пробуй, Федор Иваныч. Вкусна?

– Не больно, Ваше превосходительство.

– Что ж, тебе не по вкусу? – усмехнулся генерал. – Крупа с тех времен осталась, как мы Шипку с тобой брали. Не хорошо пахнет? Так ведь и от нас с тобой пахнет не лучше: мы старики и крупа – старушка.

Губернатор встал.

– Благодарствую, братец, – обратился он к повару. – Всегда у вас этакий обед?

– Всегда-с.

– Хорошо. Дай хлебца нам на дорогу: хорош он у вас.

И генерал положил два куска в карман тужурки.

– Пойдем, Федор Иваныч. Бог напитал, никто не видал.

На заднем дворе генерал столкнулся лицом к лицу с начальником тюрьмы, круглым старичком с розовым лицом и пегой макушкой. Он искал генерала.

– Посетили, Ваше превосходительство! – воскликнул он. Фуражки не было на голове и нельзя было отдать честь.

– Посетил-с, – сухо ответил генерал. – Прошу не беспокоиться.

– Изволите в коридоры пройти? – тяжело раздувая щеки, спросил начальник.

– Изволю-с, а вас прошу не трудиться и дождаться меня в канцелярии.

Начальник поплелся было вслед за генералом, но генерал с досадой обернулся на него, и начальник свернул в сторону.

А генерал вошел в тюремное здание, обошел все коридоры и камеры. В камерах приказывал Федору Иванычу стать у двери и никого не пускать, а сам разговаривал с арестантами.

В одной камере, битком набитой народом, он подошел к угрюмому старику в синих холщовых портах, лежавшему на нарах и не вставшему при его появлении, и спросил отрывисто и строго:

– Вши едят?

– Не едят, а заели, – ответил старик, отвернувшись от генерала.

Откуда-то из-под нар голос сказал с укором:

– Что вошь. Вошь свое дело делает. А вот Соловьеву ночью крыса ухо грызла. Погань по лицу человеческому ходит.

– Крупой не сыта, – сурово заметил генерал денщику и молча вышел.

В другой камере, приметив, что арестанты были босы, спросил:

– Коты где?

Никто не ответил, но какой-то развеселый арестант шепнул на ухо Федору Иванычу:

– Коты гулять ушли. К купцу Постьелову в амбар.

И генерал это слышал и шел в другую камеру, в третью, в четвертую – смотрел, нюхал, разговаривал.

Он обошел все коридоры, зашел в больницу. Там встретил его опять начальник.

– Вы здесь? – спросил его губернатор. – Напрасно.