Это случилось после обеда, в прекрасный солнечный день. Прекрасный и солнечный – то есть именно такой, когда всем детям хочется искупаться. Дело было в Юкии, в Северной Калифорнии, в начале восьмидесятых. Тогда все солнечные дни были прекрасны.
Помнится, была суббота. В пункте скорой помощи тем утром стояла тишина. Ничего удивительного: даже тот, кому нездоровится, вряд ли потащится в больницу прекрасным субботним утром. Все велосипедные заезды, марафоны, футбольные матчи и игры в регби только-только начались, так что до послеобеденного наплыва пострадавших на них еще оставалось время. В такой день если и звонят в скорую помощь, то только по действительно серьезному поводу.
Да, повод был серьезный. Врач скорой это ясно дал понять.
– Больница, говорит скорая помощь Мендочино. Пожалуйста, ответьте.
Рация находилась всего в паре шагов от того места, где мы с Джерри Чейни, старшим медбратом пункта скорой помощи, расположились передохнуть.
– Мы в десяти минутах от вас, у нас девочка трех лет. Обнаружена в бассейне возле дома несколько минут назад. Мы ее интубировали, проводим реанимационные мероприятия. Реакции пока нет. Вы нас слышите?
Он говорил до ужаса сдержанно и осторожно.
– Слышу вас, скорая. Есть пульс или сердечный ритм? Не знаете, где ее родители?
– Пульса нет. Ритм не отследить из-за реанимационных мероприятий. Отец с нами в машине.
– Понял вас. Ждем через десять минут. Отключаюсь.
Я повесил трубку рации. Мгновение мы с Джерри смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Потом он глубоко вздохнул.
– Положим в первый бокс.
Джерри пошел готовиться к приему. Я же отправился к дежурной медсестре и распорядился срочно вызвать специалиста по дыханию и рентгенолога.
В те дни Медицинский центр Юкия-Вэлли, где я работал, являлся небольшим госпиталем с пунктом скорой помощи. Для нее служили четыре бокса, разделенные занавесками. Первый находился ближе всего к входу. Реанимационная тумба, где хранилось все оборудование и лекарства, необходимые в большинстве случаев, стояла в головах каталки, у стены. Джерри потянул за небольшое пластиковое кольцо на клапане, закрывавшем тумбу, вынул оборудование для интубации и искусственной вентиляции, разложил его у изголовья. Потом подкатил два штатива для капельниц.
К тому времени я уже вернулся, так что взял небольшой щит, прислоненный к стене, и положил на каталку. По форме он отдаленно повторял детское тело и предназначался для того, чтобы повысить эффективность непрямого массажа сердца при реанимации. Мы накрыли щит чистой простыней. Потом вместе вышли к подъезду и там, в солнечных лучах чудесного дня, стали дожидаться звуков сирены.
Прошло не десять, а всего шесть-семь минут, и мы услышали их. Звук доносился с шоссе 101, от Редвуд-Вэлли, а вскоре показалась и сама скорая, сворачивавшая на Перкинс-стрит. Через пару секунд она уже катилась по дорожке, которая вела к входу в наш пункт.
Не успела скорая затормозить, как водитель выскочил из кабины, подбежал к задней дверце и широко ее распахнул. Внутри фельдшер в одиночку выполнял сердечно-легочную реанимацию. Он продолжал давить на грудь ребенка, пока мы вытаскивали носилки из машины, опускали колеса на землю, фиксировали их и катили пациентку в прохладный холл больницы.
На девочке был только мокрый купальный костюм, который Джерри быстро снял и завернул ее в теплое одеяло. Одновременно он смазал датчик электронного градусника и аккуратно ввел его в задний проход. Я тем временем проверял поставленную фельдшером эндотрахеальную трубку для вентиляции легких: на месте ли она и не выскользнула ли при транспортировке. В те времена единственным способом это узнать было прослушать дыхание с обеих сторон и прощупать живот – не надувается ли, – а также посмотреть, как поднимается и опадает грудная клетка.
Фельдшер прервал массаж сердца на несколько секунд, чтобы я мог послушать пульс: каротидный, брахиальный или феморальный (то есть на шее, руке и в паху.) Пульса не было. Фонариком я проверил зрачки: равномерно расширенные с обеих сторон, на свет не отвечают. Наконец, я бегло осмотрел все тело на предмет травм и ничего не обнаружил. Весь осмотр занял от силы тридцать секунд. Однако за это время ни Джерри, и я, ни фельдшер скорой помощи не заметили никакой реакции ребенка на достаточно неприятные процедуры.
Краем глаза я заметил, что отец остался рядом, отказавшись от приглашения медсестры выйти в холл, чтобы зарегистрировать пациентку. Он присел в ногах каталки на стул, который та ему пододвинула, и держал ножки ребенка в руках, постоянно растирая их, чтобы согреть.
Джерри подключил монитор, и я смог взглянуть на экран. От надавливаний на грудную клетку на кардиограмме появлялись какие-то колебания, но никаких отчетливых признаков электрической активности сердца не наблюдалось. Я попросил фельдшера прекратить массаж, и линия стала ровной.
– Асистолия, – сказал я. Так на медицинском языке называется отсутствие сердцебиения.
– Какая температура?
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное