Ангелы уходят не прощаясь

Веревка от березы до осины.
Полощутся пеленки на ветру.
И я на руки бережно беру
Красивого зареванного сына.

В цветные набегающие волны,

В безбрежные цветы мы с ним идем.
И даже если встретимся с дождем,
То все равно останемся довольны.

Веревка от березы до осины.

Полощутся пеленки на ветру.
…Я каждой ночью на руки беру
Красивого несбывшегося сына.

— Простите, Галина, это — ваши стихи? — Арсений смотрел на нее так, будто впервые увидел.

— Мои.

— Я к вам обязательно приду, слышите? И вы будете мне весь вечер читать стихи. Ваши стихи.

— С удовольствием. А если забудете дорогу, запомните адрес. Он очень легкий: улица Каминского, дом номер восемь.

— Какая улица?

— Каминского. Революционер такой был, Советскую власть здесь устанавливал. Погиб от рук врагов революции. Его кожанка в нашем местном музее висит.

Где-то Покровский уже слышал или видел название улицы. Впервые за все время разговора, он огляделся по сторонам… Тот самый забор. Тот же куст бузины…

— Галина Аркадьевна, простите, а вы про москвичей говорили. Это не мать и дочь?

— Точно, — удивилась женщина — Лена и Наташа. Чудесные и очень симпатичные люди. А вы что, с ними знакомы?

— Очень поверхностно… Очень.

— Тиша, что случилось? — кинулась Галина к мальчику.

— Тетя Галя, — и без того большие глаза Тихона от ужаса стали еще больше, — там Наташа лежит. Как тогда!

— А где Лена?

— Нету! У нас она…

— Беги за Леной, — скомандовала Галина, — а вы за мной, Арсений, — и не дожидаясь ответа Покровского, она рванула к распахнутой двери на правой стороне дома. Понимая, что происходит нечто серьезное, Арсений побежал за ней. Чтобы сократить путь, перемахнул через палисадник, забыв о больной ноге. Когда на следующий день он станет вспоминать этот эпизод, то будет долго смотреть на свою правую ногу, не веря, что прыгнув на нее с высоты, не только не свалился, как подкошенный, а даже не почувствовал боли. Но это будет завтра, а пока он проскочил куст бузины, пробежался по деревянным ступенькам крыльца и — замер.

Девушка лежала на диване, лежала одетая. Более прекрасного лица Покровскому не приходилось видеть. Длинные шелковистые волосы собраны в хвостик. Лицо у девушки было немного бледноватым, но в самом выражении — столько покоя, какой-то нездешней тишины, что тревога, охватившая сердце после плача и слов мальчика, вмиг куда-то испарилась. «Так, наверное, выглядят ангелы», — подумал Арсений. В этот момент ему в спину буквально влетела Галина.

— Что… что здесь? Почему… стоите? — женщина хватала ртом воздух.

В этот момент девушка открыла глаза и повернула голову в их сторону… В литературе всегда существуют штампы. Покровский знал, что напиши он когда-нибудь: «в ее широко распахнутых глазах он увидел небо и вечность», любой мало-мальски уважающий себя критик вдоволь посмеется над ним. Но ведь все так и было! Девочка посмотрела на ворвавшихся в комнату. Вначале Арсений прочитал в ее глазах недоумение — человек явно возвращался откуда-то и еще не понял, где он. Потом — улыбка:

— Галя, здравствуй! Ой, и вы у нас? А я что — спала?

— Господи! — Галина опустилась на стул, — ну и напугала же ты нас.

В этот момент в комнату вбежала Лена и еще какая-то, незнакомая Покровскому женщина.

— Дочка!

— Леночка, да все в порядке. Ты ушла к Ире, я ждала Тишу и вроде бы задремала…

— Слава Богу, — Лена перекрестилась, — а я-то подумала…

— Или не задремала.

— Ты что-то видела?

— Да, но об этом не сейчас. Не обижайся.

И только в этот момент Елена заметила Покровского. Ее глаза вмиг потемнели. Так бывает, когда на солнечную поляну, полную цветов, вдруг налетает ветер, принося с собой грозовую тучу. И то, что только мгновение назад дарило покой и радость, вдруг замирает в ожидании бури. И она разразилась, здесь, в этой комнате.

— Послушайте, а вы что здесь делаете?

— Я? — растерялся Арсений.

— А кто же еще, тщеславный писака! Растерялись, что в отличии от других не бросилась к вам на шею, хлюпая от восторга соплями.

— Послушай, Лена, ты…

— Помолчи, Галина! Он достал меня. То клоунаду под окнами устраивает, то является без приглашения. Я вас сюда не приглашала.

От такой несправедливости внутри у Покровского все закипело. Вспомнил старый добрый способ и стал считать про себя.

— Один, два, три.

— Лена, мы тебе сейчас все объясним…