Ангелы уходят не прощаясь

— Он разведенный. Вторая половина…

Машина остановилась.

— Вот, Арсений Васильевич, приехали. Думаю, не последний раз мы к Георгию выбрались.

— Очень надеюсь на это, батюшка. И все же, про Орлова доскажите, пожалуйста.

— А что тут досказывать? В нем словно два человека живут. Да он и сам этого не скрывает, Двойником называет. Орлов — очень талантливый журналист, смелый человек. Его всегда читать интересно, жаль главный редактор в «Энской заре» мужик трусоватый, особо не дает Орлову развернуться. А второй, Двойник, эдакий меланхолик, вечно брюзжащий и только на дне, простите, бутылки, находящий отдохновение.

Затем отец Леонид словно осекся:

— Простите. Лишнего наговорил.

— Так это я расспрашивать начал, батюшка.

— Кстати, а давно вы с ним знакомы?

— Тогда уж с ними — и с Орловым, и с Двойником. Недавно познакомились… в одном заведении. Он мне на прощание рукопись свою дал…

— Вот как? И каковы впечатления, Арсений Васильевич?

— Да в том-то и дело, открыл первую страницу… Да вот она — с собой рукопись таскаю. Послушайте, батюшка: «Момент истины — лишь момент. Мелькнет и ускользнет. Темно и пусто. Вот завоют из пустых энских садов беспризорные псы. У человека тоска злее собачьей кобельканто. Нигде так тяжко осень не давит на душу, как в глухих российских уголках. Унылое оцепенение умами и просторами. И скребется мышью в подвалах сознания вопрос: вот еще год пройдет, а что дальше?» Ну, а у него дальше про силуэты энских храмов, которые теряются во мгле…

— Да, — только и сказал отец Леонид. — А рукопись все-таки до конца прочитайте. Там не только Двойник пишет, но и Орлов, который очень любит и Энск, и Россию.

— В том то и дело, что я таскаю ее, а вдруг Владимиру Олеговичу она нужна. Пойду, покаюсь, если еще разрешит подержать у себя — обязательно прочту.

— Там вся проблема… Впрочем, действительно, сначала прочтите, а потом мы поговорим. Если мы поймем Орлова, то поймем, что сейчас происходит с русским интеллигентом.

Пока они разговаривали, не замечая вокруг ничего и никого, из подъезда старинного и обшарпанного двухэтажного дома вышел человек с кожаным портфелем. Он зябко поежился, поднял воротник — и вскоре растаял во мгле. Это был Владимир Олегович Орлов.

— Вы в редакцию?

— Да.

— Там никого нет. Уже пять часов.

— В мои годы мы из редакции уходили затемно.

— В мои тоже, Арсений Васильевич.

— Мы знакомы?

— Нет, просто я здесь корректором работаю.

— Понятно. Что ж, будем считать, что вот так постепенно я познакомлюсь со всей редакцией «Энской зари». Вас зовут…

— Галина. Галина Аркадьевна.

— Очень приятно.

— Мне тоже. Простите, руки вам подать не могу.

— Это вы меня простите, — спохватился Арсений, — позвольте я вам помогу. Такая хрупкая, разве можно такие тяжести таскать?

— Так больше некому. Сегодня у нас наконец-то зарплату дали, пятница, сами понимаете…

— Не совсем, Галина Аркадьевна.

— В Энске это главный рыночный день. Вот я и затоварилась по полной.

— Послушайте, — Арсений сделал еще одну попытку взять у женщины свертки, — давайте ваше богатство, обещаю, все будет в целости-сохранности. Я провожу вас.

— Никогда и ничего не обещайте, Арсений Васильевич. Приятно, конечно, что заезжие писатели такие джентльмены, но боюсь, сейчас от яиц, купленных мною, останется месиво.

Они вышли на улицу.

— Не передумали?

— Нет.

— Тогда нам в ту сторону.

— Здорово! И мне тоже туда.

— Я знаю, Арсений Васильевич. Монастырь от моего дома совсем недалеко.

— Про монастырь тоже в газете писали?

— У нас же маленький город, да к тому же…

— Что?

— Вы недавно с Володей Орловым встречались…

— Ясно.

Они какое-то время шли молча.

— Тяжело? — нарушила молчание Галина. — Может, что-нибудь я понесу?

— Обижаете. Или заезжие писатели не мужчины?

— Не обижайтесь. Я сама заезжая. Жила в большом областном городе, много лет работала журналисткой. Стихи писала.

— Стихи?