Ангелы времени

— Наш разговор становится мне неприятен, Цезарь. Времена изменились, если ты заметил… Здесь больше нет Их Величеств королевских особ, а светский прием может легко обратиться в хорошую и крепкую мышеловку для неосторожных гостей… Так в чем же будет состоять твоя неоценимая услуга, если я не ослышался?

— Ты не ослышался, — сказал Шантеклер. — И конечно, у меня нет причины превращать наш разговор в тайное совещание, вокруг ведь только твои сподвижники…

Самовозвеличенный попытался наморщить лоб, сощурить глаза, но гримаса не прошла. Вся кожа на его посвященной физиономии была натянута как барабан.

— Ты совершенно прав, Цезарь, — Пуритрам решил наконец-то подняться на тронную пирамиду. — Продолжай…

— Ты, конечно, знаешь о провале десантной операции на Пестрой Маре и Второй Луне? И ты знаешь о том, какие потери понесли Лиловые Тоги, и ты, конечно, знаешь, благодаря чему утильщики и пираты одержали столь ошеломительную победу?

Пуритрам воссел на трон.

— Я знаю все, кроме последнего. Просвети нас… — Пуритрам чувствовал, как комок подступил к горлу.

— Все дело в этом… нейрозамедлителе времени, препарате, который изобрел Гильгамеш, нейрохимик, ваш бывший шут…

Лобсанг чувствовал страшное жжение во всем теле. Лиловая тога… Она убивала его. Она не давала ему дышать. Лобсанг сполз на троне почти на спину, вжался в сиденье как в спасительные носилки.

— С тобой все в порядке, Лобсанг? Мне продолжать?

— Продолжай, но без свидетелей… Всем, всем покинуть тронный зал! Пусть останутся только мои посвятители и генералы Грифон и Пегас. Агентам Департамента — всех гостей вон, без промедления! Цезарь, подожди… Я твой должник, клянусь господом! Кстати, кстати, попроси своих людей сдать шпаги. Мне неловко тебя об этом просить… Откуда ты появился, Цезарь?

— Из воздуха, Лобсанг, откуда же еще!

— Черт возьми, почему я до сих пор окружен идиотами! Почему меня не предупредили…

— Прости, Лобсанг, но твои сподвижники в лиловых одеяниях крайне плохо справляются с обязанностями офицеров космической службы, — Шантеклер продолжал нажимать на все больные места психики Самовозвеличенного, который уже таковым не казался. Наверное, это начинали понимать и другие, кто находился в зале.

Агенты-надсмотрщики выпроваживали гостей из зала с той же ретивостью, с какой загоняли сюда, хотя для первого все-таки больших усилий не требовалось. Шантеклер и его свита замечали откровенные усмешки на лицах людей.

Но вот зал опустел. Генералы Пегас и Грифон отобрали шпаги у Голиафа, Муркока, Карузо и Приама Пересвета и пристроились к нижнему ярусу тронной пирамиды, потешно изображая собой стражей Самовозвеличенного. Монахи-посвятители, следуя какому-то утвержденному регламенту, также взошли на иерархическую лестницу. Ближе всех и на ступеньку ниже трона расположился монах-жрец Храма Лиловых Тог. Вдохновившись такой расстановкой фигур, Лобсанг Пуритрам воспрял духом, неврастенический приступ Самовозвеличенного получил «законное» окончание и оформление.

— Мы готовы слушать тебя дальше, любезный Цезарь.

— Если так, тогда ты должен знать, любезный Лобсанг, что, применив нейрозамедлитель в контратаке защитников города-притона, Гильгамеш одержал беспримерную победу. Шестнадцать боевых каравелл возле Второй Луны и шестьдесят два десантных модуля господ теократов были раскурочены, опустошены и выведены из строя за двадцать секунд реального времени…

Самовозвеличенный, кажется, начинал понимать, с чем к нему пожаловал Шантеклер.

— Если это правда, Цезарь… — начал Пуритрам, запинаясь. — Что скажет Преосвященный Калидаггар?

Тот, кого Пуритрам назвал Преосвященным Калидаггаром, монах-жрец ритуала посвящения, впервые за время всего разговора одарил Шантеклера и его свиту прямым взглядом, от которого у всех пятерых кольнуло в межбровье.

— Следует быть осторожным, монсеньор, — шепнул Голиаф. — У этого меченого какие-то сверхспособности…

— Может, он ходячий детектор лжи, — предположил Приам Пересвет.

— А кто здесь лжет?! — с напускным негодованием спросил Муркок.

— Жаль, что у нас шпаги отобрали, — тихо вздохнул Альберт Карузо.

— Пусть попробует не вернуть, — процедил Голиаф.

— Будет гораздо хуже, если нас отсюда не выпустят, — заметил Приам.

Калидаггар, молча, стал спускаться по тронной пирамиде. Его длинная лиловая тога отличалась-таки своими свойствами от одеяний других теократов: она начала светиться, создавая эффект некой ауры. Это могло производить впечатление, однако не на Шантеклера, хотя монсеньор и отступил назад под защиту своей неразлучной четверки.