Англичане едут по России. Путевые записки британских путешественников XIX века

Предприятие моего хозяина. – Посещение рыбных промыслов. – У калмыков. – История этой народности.

Для Сапожникоффа характерно непринужденное обхождение со своими партнерами: он принимал их в своей гостиной, болтал и курил с ними, а они вели себя с ним на равных. Фактический хозяин Астрахани обладает невероятными способностями. В свои тридцать лет он возглавляет огромную компанию, свободно владеет русским, французским, немецким, итальянским, английским, а также персидским и другими восточными языками, может общаться с рыбаками по-калмыцки, является автором нескольких ценнейших трудов по истории и археологии России[443]. Это человек исключительной честности, прямоты и решительности, за что пользуется уважением у астраханцев. Во время большого паводка весной 1856 г., грозившего величайшими бедствиями этому городу, он фактически его, предприняв за свой счет ряд быстрых и решительных мер – в частности, построил больницу, аптеку и школы. Его жена служит ему верным помощником в добрых делах.

Во время нашего пребывания в Астрахани Сапожникофф отмечал свои именины. Согласно обычаю, он пригласил на обед всех, кого смог. Двор заполнили до полусотни экипажей его друзей. В два часа дня за стол сели три десятка человек, причем леди (их, кстати, было немного) устроились в его конце.

После пира Сапожникофф повез меня на загородный пикник. Мы ехали в дрожках, запряженных тройкой, которая состояла из чистокровного русского рысака в центре, одной чистокровной английской лошади, а породу третьей я не знал. Такой скорости езды, смелости и мастерства возницы, мир, вероятно, не видел со времен Олимпийских игр. Эта поездка совершенно отличалось от того, как мы ехали три тысячи верст на русских курьерских лошадях по шоссе или на диких башкирских упряжках по степи.

Способ запряжки тройки в России исключительно колоритный, но вполне обычный. Коренника ставят между оглоблями, дугообразное ярмо располагают почти в двух футах над его шеей, к нему обычно прицепляют колокольчик, который весело звенит при каждом шаге лошади. Пристяжных крепят гужами и вагами, у этих лошадей отсутствуют хомуты, и ни у кого в тройке нет шор. У возницы имеется пара поводьев, одно из которых крепится к левой узде коренника и левой пристяжной лошади, а другое – к правой узде коренника и правому пристяжному, поэтому, когда он их натягивает, головы пристяжных поворачиваются наружу. К тому же русские погонщики, как мне показалось, обычно держат поводья натянутыми, поэтому головы присяжных всегда несколько повернуты наружу. Великолепным лошадям моего хозяина не терпелось пуститься в путь: как только их подогнали к крыльцу, мы быстро запрыгнули в дрожки, иначе подачу тройки пришлось бы повторить. Появления этой упряжки в Астрахани всегда ждут, и когда становится известным время ее старта, посмотреть на это собирается толпа. На максимальной скорости – а коренник всегда бежит рысью – эта тройка преодолевает за час почти двадцать пять верст. Я полагаю, что временами мы мчались примерно с такой скоростью.

Несмотря на наличие нескольких столов с выпивкой, пикник был так себе: солдаты травили байки и много пили, простой же люд употреблял спиртное умеренно, поскольку гражданская служба в России не столь почетна, как военная.

Затем мы провели день в одном из рыболовных хозяйств мистера Сапожникоффа, расположенном примерно в двадцати пяти-тридцати верстах ниже Астрахани на одном из небольших протоков Волги. Выехав в девять часов утра, мы отправились на пристань, где нас ожидали лодка и дюжина гребцов-калмыков в красных куртках, свободных синих штанах, поверх которых, как обычно, были натянуты большие сапоги, черных бархатных шапочках с желтыми матерчатыми макушками и черными кисточками.

Пока на борт загружали огромный запас провизии, мы посетили владельца пристани в его уютном деревянном домике, но, поскольку ранее позавтракали, отказались по принятому здесь обычаю выпить у него либо большой стакан горячего чая, либо внушительную дозу крепчайшего спиртного напитка. Услышав крики «Готово!», все стали кланяться и креститься перед образом в углу комнаты, молясь за удачную экспедицию, а затем пошли к воде, но в последний момент двое калмыков бросились на берег за какой-то забытой вещью. Вскоре еще один-два калмыка кинулись за ними, чтобы помочь им сесть в лодку или просто по причине всеобщего возбуждения. Рядом на дощатом причале несколько женщин стирали белье, но, к чести калмыков, они не столкнули мешавшую им женщину в воду, а сами спрыгнули в нее.