Англичанин из Лебедяни. Жизнь Евгения Замятина (1884–1937)

Проведя целый год за границей, Замятины наконец обосновались в Париже. Теперь у них была собственная квартира, дающая им некоторую независимость. И все же было заметно, что дистанция между ними и окружающими увеличивается: их уже не так поддерживали друзья, встречавшие их по прибытии. Их советские паспорта продолжали продлевать, как и раньше, и каждый раз, судя по всему, без труда, но их будущее оставалось туманным. Дилемма, связанная с возможностью возвращения в СССР, по-прежнему стояла перед ними.

Первые письма (из тех, что сохранились), написанные ими в 1933 году, были адресованы балерине Елене, жене Анненкова, которая на тот момент по семейным обстоятельствам вернулась в Россию. Замятин снова описал для нее поиски квартиры:

Вы же знаете, я по этой части – человек порченый, мне надо, чтоб было тихо, и то, и сё. А в конце концов – так измотались, что взяли первое, что было под рукой: appartements meubles [меблированная квартира], две комнаты – очень милых, ванна, горячая вода, газ, лифт и даже телефон в квартире. От метро – DA минуты, хотя, правда, от центра и не близко.

Переход к сочинению киносценариев хотя бы обеспечивал им достаточный для проживания доход:

Кино сейчас здесь – единственное, где нашему брату прилично платят. Рассказов моих всяких тут наперевели и понапечатали довольно много, но это – не франки, а так, франкишки.

Которые, как Вам известно, сыплются здесь из карманов очень быстро.

И быстро идет время: вот уж года – как не бывало! И уж Новый год (который встречал довольно основательно – вернулся домой… в 7!Л утра; последней станцией был Coupole на Монпарнасе, где подпившая – Вам известная Кики – разделывала такие вещи, что…).

В записных книжках он описывает, как Кики, натурщица и певица, в 1920-е годы жившая с Маном Рэем, разозлилась на зажиточных посетителей, которые заполнили ресторан в канун Нового года, и показала им свой зад и обнаженную грудь. При этом бармен с безразличием наблюдал за происходящим. Людмила в письме Анненковой добавила от себя: «Париж – красив, наряден, оживлен. Что об этом писать – Вы и сами прекрасно это знаете и помните. <…> Мне кажется, что Вы довольны переездом в Москву? Вам веселее в ней, правда? Рада за Вас и маму»[517].

В феврале Людмила пожаловалась Булгакову, что не получила ответа на свое письмо, отправленное в декабре. «Ну, а Вы не собираетесь на Запад? Когда? Весной? Летом? Au revoir, mon cher ami [До свидания, мой дорогой друг], не хочу думать, что Вы мне уже сказали “adieu” [прощайте]»…[518] Эти слова от женщины, сумевшей покинуть сталинскую Россию, человеку, безуспешно пытающемуся сделать это в течение нескольких лет, могут показаться бесчувственными. Но в то же время они показывают, что Замятины во многом продолжали считать поездку на Запад лишь делом времени и удачи. В конце концов, недавно (в сентябре 1932 года) сюда приехал И. Е. Бабель, намереваясь прожить в Париже целый год. Во время этой поездки Бабель провел шесть недель в Италии, весной 1933 года остановившись у Горького, пока тот в мае не вернулся в Россию (как окажется, уже окончательно). Писатели-сатирики И. А. Ильф и Е. П. Петров также посетят Париж в 1933 году. Людмила загадочно пишет, что надеялась увидеть фотографию Булгакова в новогоднем номере «Литературной газеты», и добавляет: «Не нашла и моего первого мужа. А так хотелось бы найти там вас обоих». Это единственное сохранившееся упоминание о «муже», который, возможно, был у Людмилы до того, как она сошлась с Замятиным, и не совсем ясно, кого она имеет в виду (возможно, своего товарища-революционера Бориса Крылова?). Она также упоминает, что Замятин занят работой над сценарием звукового фильма по «Анне Карениной», заказанным ему Ф. А. Оцепом для компании «Пате-Натан».