Англичанка

– Ты меня удивляешь, – признался Габриель.

– Чем же?

– Тебе ли не знать, в каком аду оказалась Мадлен Хэрт. Она сгниет там, пока ее не спасут.

– Пусть отправят другого.

– Других людей нет.

– Нет равных тебе. – Присмотревшись к стеклам очков, Кьяра нахмурилась.

– В чем дело?

– Поцарапались.

– Говорил же, испортишь.

– Ты всегда прав, дорогой.

Надев очки, она посмотрела в сторону города.

– Шамрон и Узи, я так полагаю, тебя благословили?

– Грэм первым делом заглянул к ним.

– Вот ведь хитрец. – Кьяра встала со скамьи. – Мне пора возвращаться. Времени до открытия осталось не так уж и много.

– Ты проделала титаническую работу, Кьяра.

– Лестью ты ничего не добьешься.

– Попытка не пытка.

– Когда я снова тебя увижу?

– У меня всего семь дней в запасе.

– Шесть, – поправила мужа Кьяра. – Через шесть дней бедняжка умрет.

Она наклонилась и нежно поцеловала Габриеля. Потом развернулась и пошла прочь через выгоревший под солнцем сад, плавно покачивая бедрами – словно в такт одной ей слышной музыке. Габриель проследил за женой, пока она не скрылась за пологом брезента. Габриель снова почувствовал, что никуда не хочет уезжать.

Вернувшись в гостиницу «Царь Давид», Габриель забрал у Грэма Сеймура оставшиеся материалы: записку с требованием выкупа, в которой на самом деле не было ни слова о выкупе, диск с признанием Мадлен и две фотографии ее визави из «Ле Пальмье». Плюс к этому он запросил личное дело Мадлен из архива Партии, чтобы его доставили по адресу в Ниццу.

– Как прошло с Кьярой? – спросил Сеймур.

– Похоже, мой брак в еще более плачевном состоянии, чем у Ланкастера.

– Могу я как-то помочь?

– Как можно скорее покинь Иерусалим. Никому на Даунинг-стрит – даже премьеру – обо мне ни слова.

– Как мне с тобой связаться?

– Я зажгу сигнальный огонь. До тех пор меня просто не существует.

Сказав это, Габриель удалился. Дома, в квартире на улице Наркис, он нашел денежный пояс с двумястами тысячами долларов – тот лежал на кофейном столике, на самом виду, а рядом – билет на рейс до Парижа (самолет вылетал в 14:00) на имя Йоханнеса Клемпа (один из любимых псевдонимов Габриеля). В спальне он забрал дорожный набор: модные вещи герра Клемпа, из которых выбрал черный костюм и черный пуловер, для перелета. Потом, встав перед зеркалом, внес кое-какие коррективы в собственную внешность: добавил седины волосам, надел немецкие очки в проволочной оправе и карие контактные линзы – скрыть ярко-зеленые радужки. Через несколько минут он сам себя не узнал, потому как перестал быть Габриелем Аллоном, ангелом возмездия израильской разведки, превратившись в Йоханнеса Клемпа, маленького и вспыльчивого, как сухой порох, мюнхенца.

Переодевшись и спрыснувшись отвратительным одеколоном герра Клемпа, Габриель присел за ночной столик Кьяры и открыл шкатулку с драгоценностями. Одна вещица в ней заметно выделялась среди прочих: кожаный ремешок с нанизанным на него куском красного коралла в форме руки. Сначала Габриель убрал его в карман, потом, повинуясь внезапному импульсу, достал и надел на шею, спрятал под пуловером.

Снаружи, работая на холостых оборотах, дожидался служебный седан. Габриель закинул в салон на заднее сиденье сумку с вещами и забрался следом. Взглянул на часы – но не на время, а на дату: 27 сентября. Когда-то это был его любимый день в году.

– Как тебя зовут? – спросил он водителя.

– Лиор.

– Откуда ты, Лиор?

– Из Беэр-Шевы.

– Хорошо там было в детстве?

– Есть места и похуже.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать пять.

Двадцать пять… Почему именно двадцать пять? Габриель вновь посмотрел на часы – не на время, на дату.

– Какие у тебя инструкции? – спросил так некстати пришедшегося двадцатипятилетнего водителя Габриель.

– Мне велено доставить вас в аэропорт Бен-Гурион.

– И все?

– Предупредили, что вы можете попросить сделать остановку по пути.

– Кто? Узи?

– Нет, – мотнул головой водитель. – Старик.

Выходит, помнит… Габриель взглянул на часы. Тот самый день…

– Ну так что? – спросил водитель.

– В аэропорт.

– Без остановок?

– Одну сделаем.

Водитель медленно, будто вписываясь в похоронный кортеж, отъехал от тротуара. Даже не спросил, где Габриель хочет остановиться. Сегодня был тот самый день, и Шамрон о нем не забыл.

***